Оттавиано не появлялся здесь никогда. Бедный Оттавиано, чужак. Он был бледненьким, хрупким и часто кашлял. Он был очень похож на Джорджо, и все дети, как приказал Чезаре, игнорировали его, потому что он, как опять же объявил Чезаре, не имел к ним никакого отношения.
Но именно из-за Оттавиано и Джорджо, тех самых, которых дети считали персонами ничего не значащими, в их жизни и произошли перемены.
И Оттавиано, и Джорджо с каждым днем становились все беспокойнее, все бледнее. Погода стояла жаркая, воздух был пропитан влагой, и Джорджо, таявший буквально на глазах, в конце концов улегся в постель, и в доме воцарилась странная тишина.
Ваноцца горько плакала, потому что она уже успела полюбить своего доброго и робкого мужа, и когда он скончался, очень горевала. Вскоре после этого слег в постель и маленький Оттавиано – симптомы его болезни повторяли симптомы болезни отца, и он тоже умер. Таким образом за несколько месяцев семейство лишилось двух своих членов.
Лукреция видела горе матери и тоже плакала. Она тосковала по маленькому Оттавиано – он был одним из ее самых преданных обожателей.
Чезаре застал ее в слезах и осведомился о их причине.
– Но ты же сам знаешь, – удивившись вопросу, ответила Лукреция. – Отец наш умер, и маленький братик тоже. Мама печалится, и я вместе с нею.
Чезаре рассердился и прищелкнул пальцами.
– Тебе не следует о них плакать. Они не имеют к нам никакого отношения.
Лукреция покачала головой – впервые в жизни она позволила себе не согласиться с братом. Она любила их обоих – ей вообще было нетрудно любить людей. Джорджо был к ней очень добр, а Оттавиано был таким маленьким, таким хорошеньким, так что она продолжала плакать, несмотря на запрещение Чезаре.
Чезаре не следовало сердиться, однако она заметила, как в его глазах разгорался привычный гнев.
– Лукреция, не смей плакать! Я приказываю! Вытри глаза. Вот, возьми платок, вытри глаза и улыбнись. Улыбайся!
Но она не могла улыбаться. Лукреция честно пыталась, но, вспомнив, как добр был к ней Джорджо, как любил он таскать ее на плечах, как тогда восхищались окружающие ее прелестными, развевающимися на ветру волосами, она вновь разражалась слезами. А маленький Оттавиано! Он любил к ней прижиматься, совал ей в руку свою маленькую ручонку, забавно коверкал ее имя! Нет, она не могла улыбаться, зная, что никогда больше не увидит ни Джорджо, ни Оттавиано.
Чезаре начал задыхаться, что означало у него крайнюю степень гнева. Он схватил ее за шею, и на этот раз она ощутила не нежность, но злобу.
– Пришло время тебе узнать правду! – воскликнул он. – Неужели ты не знаешь, кто на самом деле наш отец?