Итак, Скворешников не обманулся в своей надежде найти в столице знающих людей, которые подсказали бы ему решение некоторых технических проблем проекта. И Мэл снова загорелся. А еще – ему импонировало, что Наоми поддерживает его идею и рассказывает о замыслах своего любовника с гордостью.
Скворешников достал «левую» тетрадку и снова засел за расчеты, а когда возникали трудности, прямо обращался к атомщикам из клуба «Четверг», которые разбирались в физике заметно получше него.
Казалось, всё складывается наилучшим образом, но с какого-то момента Мэл начал замечать, что жизнь Наоми не ограничивается учебой, посиделками под гитару и любовью.
В середине мая Скворешникова и Молчанова, дежуривших в тот день по общежитию, подрядили помочь завхозу вывезти на свалку старые парты из чертежного класса. Управились за три часа, возвращались, сидя в открытом кузове институтского грузовика и подставляя разгоряченные лица по-питерски скупому солнцу. Проезжали Обводный канал, и тут Ив вскинулся, крикнул: «Смотри, Наоми идет! Эй, Наоми, э-ге-гей!»
Мэл посмотрел и тут же пожалел об этом. По тротуару Лиговки действительно шла Наоми, но не одна, а под руку с каким-то пожилым лысым мужиком в модном французском длиннополом плаще. На проезжающий мимо грузовик и машущего руками Молчанова она не обратила ни малейшего внимания, даже не повернула головы.
«С кем это она?» – спросил Ив, когда парочка скрылась из виду.
Мэл и сам хотел бы знать, с кем прогуливается Наоми по Ленинграду в его отсутствие. Он почувствовал укол ревности, которая сменилось беспокойством.
«Может, родственник? – бестактно продолжал гадать однокурсник. – Может, отец?»
Скворешников хотел бы поверить в эту гипотезу, однако хорошо помнил, как Наоми обмолвилась, что ее родители умерли несколько лет назад и теперь она сирота. Соврала? Но зачем?!
Наоми появилась в общежитии поздно вечером, и к тому времени Мэл уже места себе не находил, слоняясь под подозрительным взглядом коменданта в холле первого этажа. Он бросился к ней, стремясь высказать всё, что успел насочинять, но остановился, и слова, в один момент потерявшие смысл, вылетели из головы. Наоми была совершенно спокойна и даже приподняла бровь, удивившись внезапному явлению Скворешникова. Но, наверное, его вид был красноречивее других слов – она приобняла его и повела к лестнице: «Что случилось, милый мой?» Мэл понял, что на самом деле ему нечего сказать ей. Где ты была? С кем ты была? Что это за лысый мужик в щегольском плаще? А какие у него есть основания задавать подобные вопросы? Нигде официально не записано, что они принадлежат друг другу безраздельно, – Наоми вольна встречаться с другими людьми, а не только с ним. Девушка словно прочитала его мысли. «Если ты думаешь, милый мой, что я с кем-то встречаюсь, – сказала она серьезно, – то забудь эту идею. Я не могу любить двоих». Скворешников возликовал. Простых слов Наоми ему оказалось достаточно, чтобы отбросить малейшие подозрения. И в самом деле – что с ним случилось? Откуда эта дикая ревность? Словно и не в 21 веке живем! И не в Советском Союзе! Что это за частнособственническое отношение к женщине?