— Пусть он войдет, — сказал Бирон, доставая камень.
Вошел тот, веселый, сытый, крупный, нахальный.
— Садись, — сказал ему герцог, камень держа.
Тот сел, выжидая милостей и подарков.
Бирон размахнулся — ударил его камнем в лицо.
— Это не со зла, — сообщил он Бестужеву. — Это я забыл сделать с Волынским, так теперь заранее тебя предупреждаю…
Окровавленным ртом Бестужев отвечал ему:
— Благодетель мой… Друзья ведь мы, с юности близки были! Я ведь понимаю, что от добра вы столь усердны ко мне…
Сплюнул кровь и снова сел, выжидая подачек.
— Чего ты тут расселся? — спросил его герцог. — Ступай вон, невежа… Скоро ты пригодишься мне на более важное. Я тебя на место Волынского дрессировать стану… оцени!
На берегу Мойки стояла карета, где Бестужева поджидала жена его, Альма фон Бетгингер, и по-немецки уже болтала с красивыми адъютантами Курляндского герцога.
— Поехали! — сказал Бестужев, садясь с ней рядом.
Карета тронулась. Бестужев дал жене кулаком в ухо.
— Ссссука гамбургская, — сказал ей с ненавистью…
Альма фон Бетгингер изловчилась ударить его ногой в лицо. Карета уже катилась по Невскому, и от драки ее бултыхало из стороны в сторону, хотя мостовая была ровной, как доска. Но драки никто не видел и не слышал. Супруги возились внутри кареты молча, а шторы на окнах были опущены…
— Тпррру-у, — сказал лошадям кучер. — Приехали!
Бестужев-Рюмин сколачивал карьеру, как сколачивают корабли, чтобы плыть очень далеко. Он всю жизнь верно служил лишь тому, кто услуги его оплачивал.
Такой-то подлец и надобен Бирону!
* * *
Дожди шумели в листве Летнего сада, воды бежали по канавам, низвергаясь в Фонтанку. Остерман и Бестужев-Рюмин играли в карты с императрицей. Анна Иоанновна слушала, как стучит по крыше дождь, ежилась в душегрее, сдавая карты рассеянно.
— Петрович, — сказала она Бестужеву-Рюмину, — распотешь меня анекдотцем заграничным. Да чтобы посмешнее!
— Отчего же и нет, великая государыня? Пожалуйста…
И вдруг императрица провела по глазам ладонью:
— Да что со мною такое, господи? Почудилось мне, будто я с Волынским опять сижу… И хотя ты, Бестужев, тоже Петрович по батюшке, но я не тебя, а его позвала!
Остерман захихикал дробненько:
— Ваше величество, с того света не вернется охальник.
Захохотал и Бестужев:
— Не прибежит от Сампсония с головою, под локтем зажатой!
Анна Иоанновна отбросила от себя карты:
— Как все красно в глазах… будто кровью облито.
Кабинет-министры утешали ее:
— Галлюцинации вредные бывают с каждым, но предчувствия тут не должно быть, ибо сие вне пределов божиего откровения…
— Нет, нет! — говорила Анна Иоанновна. — Я же не слепая, я видела кровь на картах… ой, как страшно мне и тоскливо.