Волна подхватила его, закрутила, потащила, стараясь удавить, а он пытался вынырнуть из грязной тьмы и вздохнуть.
С минуту это ему не удавалось, но вдруг его развернуло, подбросило, и он увидел, что падает в пропасть. Потом его ударило то ли снизу, то ли сверху, и внутреннее подпространство вылетело из него вместе со всеми мыслями и чувствами в придачу…
Шрагин очнулся, когда стало светать. Несмотря на всепоглощающую дурноту, он сразу попробовал выбраться из могильного холма из веток и щебня, который покрывал его.
Резкая боль расщепила ногу. Лишь бы не перелом. Искусственный глаз приказал долго жить и далеко смотреть, из него торчали какие-то проводки. Естественный глаз различал только затянутый туманом и загаженный мусором овраг.
Шрагин встал и оперся на какую-ту корягу. Боль поначалу захватила всю его ногу, но, потерзав ее и нагрузив свинцом, отступила на исходные позиции.
Теперь Шрагин был абсолютно бесполезен. Что с вытащенным из подвала ребенком, которого он оставил на дереве, – неизвестно. Но в любом случае работа закончена. А того бородатого, которого пришлось грохнуть на крыльце, Шрагин вспомнил. Сержант из комендантской роты – тот самый, что ему пальцы резал.
Мертвый, сгущенный туманом воздух всколыхнули голоса – чужая вражеская речь. Теперь надо уходить.
Просто держать за горло эту боль и ковылять, ковылять, ковылять.
Охотники шли по пятам. Люди то ли Валиева, то ли Абдуллаева. А может, те и другие вместе. Преследователей было не меньше трех десятков, и они должны были рано или поздно поймать его, чутье-то у них волчье, а потом… А потом будут медленно перепиливать шею, кастрировать, сжигать. Они жили в мире первичных удовольствий и не страдали рефлексией.
Его отрубленную голову всунут в распоротый живот и бросят все это где-нибудь неподалеку от позиций федералов. Хотя федералам насрать на него.
Разок «волки» прошли рядом с ним, только протяни руку. Не протянули, а Шрагин забился в скальную щель, где было полно прелой листвы и мокриц. Если бы у них были собаки, то они быстро бы зацапали его. Но «волки» по какой-то необъяснимой причине собак не любят.
Когда Шрагин уже наполовину выбрался из щели, то услышал, что они возвращаются. По счастью, возвращался только один. Этот один заметил его слишком поздно, сказал что-то на языке урду, который является не таким уж дальним родственником русского, и мигом получил камнем по голове. Кажется, готов, подытожил Шрагин. Он поймал себя на мысли, что бесхитростно рад этому обстоятельству. Мамино воспитание больше не имело над ним власти.