– Да, да, да, но только при мне.
В комнате возникла шикарная дама в перьях райских птиц, на вид герцогиня.
– Мальчики, мальчики, что вы все о штанах?– пропела она. – Сегодня вы заставили меня снова поверить в жизнь после смерти. – Дайте я вас поцелую за это. Или укушу.
– Я люблю качественные укусы, а вот он, кажется, нет. – Энгельманн показал пальцем на Динста и засмеялся жеманно.
Герцогиня, напоминавшая своим богатырским ростом и плечами хорошо сложенного мужчину, сделала свое дело и удалилась.
– Ну, ты давай первый, – сказал Тугаев Шрагину.
– А почему не ты?
– Этот боится больше, – сказал Энгельманн, кивнув на настоящего Тугаева.
Шрагин перевел дух, находившийся где-то в солнечном сплетении, – кажется, обошлось.
Неожиданно он заметил, что Динст просто давится от смеха. Вот он прыснул, не удержавшись, затем к нему в порыве искреннего здорового хохота присоединились Энгельманн и Тугаев.
Шрагин почувствовал неладное, но было уже поздно.
Наконец Энгельманн перестал смеяться и, немного отдышавшись, произнес:
– Добро пожаловать в музей «миры человека», господин Шрагин.
Полный абзац. Однако Шрагин заметил, что герцогиня забыла закрыть за собой дверь.
В три прыжка он преодолел расстояние до выхода, но там уже стоял Тугаев, который мгновенно оказался в нужном месте, перемахнув через стол.
У Сережи мелькнула мысль, что надо немедленно вмазать Тугаеву, и лучше не в челюсть, а в пах – ведь тот беспечно и уверенно стоит на широко расставленных ногах. Но как же – прямо в пах? Это ведь так больно. Однажды хулиган пятиклассник ударил в пах десятиклассника Шрагина, и тот хорошо запомнил все эти неприятные ощущения… В голове привычно хороводили мысли, отражаясь одна от другой. И никакого доступа к психопрограммному интерфейсу, полный паралич.
– Ты куда, двойник?– весело поинтересовался Руслан.
– В туалет, – бесхитростно отозвался Сережа.
– Я тебя сейчас облегчу.
И врезал.
Работник умственного труда легко перелетел через кресло, неловко попытался смягчить падение плечом, но все равно въехал в ламинатный пол левой стороной затылка, после чего его сознание оказалось в темном, абсолютно непроницаемом мешке.