– И все это время она молчала? Никому не рассказала о вас? – удивилась Аннора, хотя в душе она всегда подозревала, что больше всего на свете Большая Марта хочет, чтобы Доннела и его приспешников выдворили из Данкрейга.
– Да, она молчала. Большая Марта будет хранить мою тайну. – Джеймс медленно приблизился к Анноре и сел рядом с ней. Он обрадовался, что она при этом не бросилась к выходу, даже не сдвинулась с места. – Большая Марта знает, что я ни в чем не виноват.
– Видите ли, я тоже верю в вашу невиновность, тем не менее я сомневаюсь, что поступаю правильно. – Когда Джеймс обнял Аннору за плечи и привлек к себе, она замерла на секунду, но не возражала. – По-моему, вы не смогли бы причинить зло Мэри или любой другой женщине, поэтому маловероятно, что вы ее убили. Однако мне непонятно, как мог Доннел состряпать против вас обвинения и завладеть вашей собственностью. – Аннора подняла на него глаза. – И даже отнять у вас Мегги.
– Да, он выдает Мегги за свою дочь. Хотя вряд ли девочка помнит меня.
– А мне кажется, что каким-то недостижимым образом она вас запомнила. Мегги настаивает, что Доннел – не ее отец. Говорит, что ее папа был веселым и улыбчивым и любил ее. Доннел ведет себя с ней совсем по-другому.
Джеймс кивнул:
– Я тоже слышал, как она это говорила.
– Вы собираетесь увезти отсюда Мегги?
– Нет, я хочу заявить на нее свои права. На нее и на Данкрейг. Я совершил побег из Данкрейга для того, чтобы сохранить себе жизнь. Трудно назвать жизнью эти годы, которые я провел, скрываясь от людей. Когда в этом году наступила весна, я вышел из пещеры, где зимовал, и решил, что больше не стану прятаться.
Аннора представила, как этот сердечный и жизнерадостный человек скрывался в пещере, словно дикий зверь. Ей стало так жалко Джеймса, что она чуть не заплакала. А потом Аннора подумала о Доннеле, и ее охватил гнев. Ее кузен похитил у этого человека его доброе имя. Аннора не сомневалась в том, что Джеймс рассказал ей правду. Ее всегда настораживал тот факт, что Доннел неожиданно оказался владельцем такого обширного и богатого поместья, как Данкрейг. Она подозревала, что за этим стоит какое-то мошенничество или другое, более серьезное преступление.
– Будет не так-то просто доказать вашу невиновность, – высказала она вслух свои опасения, – прошло целых три года.
– Знаю. За то короткое время, которое я здесь живу, мне не удалось узнать ничего такого, за что этого негодяя можно было бы повесить. Разумеется, если у Доннела хватило ума объявить невинного человека преступником и присвоить себе все, чем он владел, вряд ли он будет настолько наивен, чтобы оставить доказательства своих злодеяний у всех на виду. До Большой Марты дошли кое-какие слухи, и сейчас она выясняет, есть ли в них хоть доля правды. Она отказалась мне что-либо говорить о них, пока не разузнает все досконально.