Рецензия Поповского на Вайля с Генисом добросовестная, но странная[67]. Со всеми его тезисами я более или менее согласен, есть в В. и г. доля цинизма, есть и, хоть и веселая, но однотонность, но обоснования этих тезисов идут как-то невпопад: то ему выводов не хватает, то он их «обзывает» Ильфом и Петровым (а между тем, парочку бы Ильфов заслать в эмиграцию, и вся наша жизнь могла бы измениться к лучшему), так и ждешь, что Поповский скажет: Вайль и Генис — безбожники, вроде Пушкина. Короче, в этой рецензии Вайль с Генисом выглядят лучше, чем Поповский.
Извините за непрошеные оценки и т. д.
И еще раз — спасибо за все, я — не самый избалованный автор.
Обнимаю. Ваш
С. Довлатов
12
10 сент. (1985)
Милая Наташа, здравствуйте!
Все, что касается Поповского, мне было известно в 80-м году. Я мог бы сразу Вас с г. Н. предупредить, но какая-то этика меня остановила. Кто-то мог бы заподозрить, что я сам посягаю на это место или хочу протолкнуть туда угодного мне и моим друзьям человека.
Разумеется, у Поповского есть достоинства, и немалые: он добросовестный солидный публицист, с разумными, как правило, идеями. Он простодушный, не хитрый, лишен вероломства, наоборот — открытый, прямолинейный, честный (в рамках своего понимания жизни) и т. д. Но при этом: глупо воинственный, заблуждающийся относительно своей роли, грубый и бестактный с женщинами, да и с мужчинами. У него нет ни малейших учрежденческих, корпоративных навыков. В какой бы системе ни оказался Маркуша, он тотчас начинает бороться — во вред окружающим, на погибель себе, черт знает с кем и черт знает во имя чего. Дома он боролся с советской властью — мишень была гигантская, видимость отличная, и все было ясно. Тут — все сложнее. Он — глуп, именно глуп, как может быть глуп человек с двумя дипломами и 30-ю научными книгами, в том числе — и очень хорошими.
В Нью-Йорке Поповский давно уже стал персонажем бесчисленных анекдотов, которые я Вам при встрече расскажу. Ведь, помимо всего прочего, он еще и крупный селадон, роковой мужчина, заявивший одной крашеной блондинке, которая принесла ему как мэтру свои чудовищные новеллы:
«Дайте мне власть над вами, а я дам вам славу!»
Уверен, что ситуация в «Гранях» с самого начала представлялась Поповскому такой:
«Есть Жора — хороший, даже замечательный писатель, не такой великий, как Поповский, но все-таки замечательный, и есть жена — стерва и психопатка, которая вертит Жорой и делает все по-своему. Так вот, надо Жору опекать и воспитывать, иначе жена напустит в „Грани“ всякую пузатую мелочь — безбожников, черносотенцев и хулиганов, а судьбы России и мира окажутся в загоне». И так далее.