– Да, – согласилась Брина, – твои раны уже совсем зажили, но, по-моему, ты еще слишком слаб для дальнего путешествия. Или ты забыл, как сегодня силы оставили тебя после небольшой прогулки? – Но она знала, что этот аргумент его не убедит. Она с самого начала знала, что когда-нибудь настанет момент расставания, но не думала, что это будет так скоро и так болезненно для нее.
– Я не забыл о минутах моей слабости. – Его насмешливая улыбка заставила Брину пожалеть, что хотела помешать его намерениям. Как мучительно было ей слышать эти слова: – Я должен идти. Мои земли и мои люди ждут. Я и так уже потерял слишком много времени здесь, – Вульф махнул рукой, и волк тут же вскочил, настороженно глядя на него.
Большие голубые глаза словно заволокло туманом. Брина смотрела на него сквозь слезы отчаяния, и он казался ей темным силуэтом с сияющим золотым нимбом волос на фоне неба и трепещущих листьев.
После стольких дней, проведенных рядом с ним, как могла она вновь вернуться к затворнической жизни? Ее однообразие и скуку Брина так остро почувствовала сейчас, когда познала мгновения счастья…
– Пойдем со мной… – произнес Вульф и протянул ей руку. Сожаление и боль расставания терзала его душу.
Брина смотрела на протянутую ей руку и понимала, что сейчас ей придется сделать выбор. Если она примет его предложение, встанет на его сторону, ей придется забыть все, чему она училась всю свою жизнь. Нет, это невозможно. Ее счастье, ее желания – это лишь миг в бесконечности, это ничто по сравнению с обетами, с ее клятвой, данной отцу, деду и всем поколениям предков. Она была последней в роду, последней надеждой, которая не должна кануть в забвение. Кусая губы, она отвела взгляд от протянутой ладони и поднялась на ноги без его помощи. Она безмолвно пошла вниз по склону холма и, глядя ей вслед, Вульф понял, чего ей стоило ответить отказом.
Брина неторопливо спускалась с холма, держа руку на холке своего верного Фрича и печалясь о скорой разлуке с тем, кто сейчас молча шел следом за ней.
Она шла, глядя себе под ноги, на смятую траву и изломанные стебли папоротника, и чувство тоски и одиночества теснились в ее груди. Наконец, когда она вышла на солнечную поляну около пещеры и увидела невдалеке фигуру деда, она уже с трудом сдерживала слезы.
Глиндор бросил мрачный озабоченный взгляд в их сторону. Он стоял на скале, тяжело опираясь на свой причудливый посох, увенчанный прозрачным шаром, сжатым в бронзовой когтистой лапе.
– Что за дым стелется по долине? – произнес он, вглядываясь вдаль. – Он поднимается прямо от фермы Оуэна…