– Но вы не досказали, чем все кончилось, – возразила я.
– Ох, Ровена! Иногда мне кажется, вы предпочитаете трагедию любовному роману! После того как мексиканцев вынудили уступить свои земли Соединенным Штатам, Тодд Шеннон привез жену в Нью-Мексико и предъявил требования на земли, принадлежавшие ее семье.
– Но как поступил ее кровожадный брат? – нахмурилась я.
– Алехандро Кордес? О, он был одним из немногих бунтовщиков, отказавшихся признать американское правительство. Говорят, он ушел в горы вместе с несколькими сторонниками, а позже ходили слухи, что они объединились с шайкой команчерос. Так они называли себя, но дядя Тодд говорил, что это просто банда головорезов-мятежников, торговавших с индейцами и снабжавших их оружием, которое те используют против белых. Алехандро объявили вне закона, но тот по-прежнему ненавидел Тодда Шеннона.
Коринна оказалась прекрасной рассказчицей, обладающей даром живо воспроизводить атмосферу, так что я легко представила ужасные, трагические события, приведшие к семейной распре, существующей и поныне. Но больше всего меня заинтриговала роль отца во всем, что случилось.
Отец заработал деньги на золотых приисках Калифорнии и переехал в Нью-Мексико, когда старый партнер написал, что нуждается в капитале. Отец и Тодд Шеннон вновь стали компаньонами и купили огромное скотоводческое ранчо, которое назвали «ШД» – Шеннон – Дэнджерфилд. Ранчо процветало, но тут разразилась трагедия.
– Это было время великой серебряной лихорадки, и дядя Тодд с вашим отцом решили вместе разрабатывать рудники. Тетя Альма, жена Шеннона, родила сына и была еще очень слаба, поэтому ее оставили на ранчо под присмотром молодой кузины, неожиданно появившейся в доме и объяснившей, что она сбежала от индейцев апачей. Илэна, как ее звали, была дочерью испанской пленницы, приходившейся Альме теткой, и вождя племени апачи. И хотя Илэна была сама наполовину индианкой, она объявила, что, наслушавшись рассказов матери о жизни белых людей, захотела жить как они, а не кончать дни свои индейской скво.
– Илэна!
Имя пробудило неясные воспоминания. Я словно слышала ненавистный голос матери: «Илэна? Иногда он во сне говорил с ней. И тебя назвал Ровена Илейн».
– Коринна! Какая она была? Кто-нибудь описывал ее?
– Н-нет… не очень подробно, – медленно протянула Коринна, словно пытаясь вспомнить. – Она… была очень молодой – лет пятнадцати-шестнадцати – и очень красивой, какой-то дикой красотой.
– Отец… когда-нибудь говорил о ней?
– Не помню, – озадаченно нахмурилась Коринна. – Но он, должно быть, любил ее, заботился, научил читать и писать, а позднее даже спас ей жизнь.