– Кепль, я думаю, вы в большом затруднении. Как случилось, что этот дьявол вырвался?
– Он сошел в каюту, когда вы ушли, – пробормотал тот, – и клялся, что застрелит меня, если я пошевелюсь. Потом он, что-то сказал Конерзу и они пошли вместе!
– Я так и думал. Ну, кто-нибудь должен покончить с ним, мешкать нельзя! Я пойду, а вы следуйте за мной!
У Кепля не было особого расположения к этому делу, но он одинаково боялся и остановиться, и идти вперед; он прятался за Мессенджером и шел за ним, как за новым начальником судна. В это время помощник, разбитый и ошеломленный, бросил свою палку и сидел на ящике с балластом. Но при первых тихих звуках шагов он очнулся и вскочил с ужасным криком:
– А, так вы и есть тот негодяй, которого я жду! Дай мне Бог сил! – зарычал он, хватая свое оружие.
Мессенджер легко бы мог покончить с ним выстрелом из револьвера, но побоялся привлечь этим внимание других судов. В это время ирландец сильно ударил его своей полосой по голове. Но удар был слишком большой силы, гладкое железо выскользнуло из его рук, пронеслось над плечом Мессенджера, опустившегося на одно колено, и, не задев его, ударило Сиднея Кепля по лицу так, что кости его черепа затрещали и он мертвым упал на палубу.
На мгновение этот трагический эпизод заставил всех замолчать; помощник дрожал, как от страшного холода, экипаж отстранился от него, как от сумасшедшего. Мессенджер один сохранил присутствие духа и, прежде чем обезоруженный ирландец пришел в себя, ударом кулака свалил его, затем приказал связать, а сам поднялся опять на мостик.
Теперь судно находилось среди многих других «удов, направлявшихся к Шельде и в, Голландию, а Мессенджер еще не был готов к передаче слитков золота на яхту, так как не обладал ловкостью покойного Кесса Робинзона.
Палуба судна была запятнана кровью, а экипаж, парализованный ужасом, попрятался, кто куда. Только штурвальный стоял у колеса, да внизу, у машины, механик-шотландец Алек Джонсон.
– Все ли в исправности внизу, когда настанет время? – сурово спросил он. – Это судно должно исчезнуть через пять минут после того, как мы оставим его!
– Можете положиться на меня, – отвечал шотландец, – оно погрузится, как мешок с камнями, а утром будет туман, который поможет нам скрываться!
Действительно, скоро наступил пасмурный день; холодный, пронизывающий белый туман спустился на суда и скрывал море. Вдруг большая полоса темно-красного цвета, пробившись сквозь туман, рассеяла его – и теперь можно было ясно видеть покрытое пенящимися волнами море. Подбадривающая утренняя свежесть, казалось, призывала к дневной работе. Воздух был чудный, живительный для тех, кто просыпался после долгого сна, но те, кто оставались на судне, были охвачены новым страхом. Когда взошло солнце, оно осветило лицо умершего, лежавшего в том же положении, так что экипаж, выйдя ободренный, отшатнулся. Все боялись дотронуться до него и опустить в море, служащее местом упокоения для умерших. Мессенджер сам понял, что подобное напряжение не может долго продолжаться, и при перемене вахты вдруг приказал направляться прямо к «Семирамиде», хотя риск такого действия был ему очевиден.