– Любезный Публий! – Консуляр улыбнулся. Большая бородавка над верхней губой его, причина прозвища и немалых терзаний в юности, совершила замысловатый маневр, придав вежливой улыбке Фабия оттенок неуместного сарказма. Но никто не обратил на это внимания, разве что Сципион-младший, поспешивший спрятать веселую ухмылку в жиденьком, по-мальчишески узкокостном кулаке. – Мой друг, почтенный Корнелий! Я искренне рад присутствовать в сей знаменательный день твоей годовщины в этом доме в обществе достойных мужей. Не скрою, удивлен приглашением и польщен таким внимание, неожиданным для меня. Желаю здоровья и долгих лет тебе и твоим близким, процветания твоему дому. Желаю также благополучия нашему Городу, ибо пока благополучен Город, благополучны и мы, его граждане! На здоровье тебе, достойный друг!
– Vitas! – дружно поддержали все прочие, не исключая и юного Публия, которому слуга налил половинную по сравнению с остальными порцию вина – в три циата.
Улыбаясь и кивая каждому из гостей, не забыв также брата и сына, хозяин дома осушил чашу до дна. Прочие не преминули последовать его примеру.
– Отменное вино! – похвалил Семпроний Лонг, знаток вина и, чего греха таить, любитель выпить.
– Солнечный фалерн, – согласился Публий Корнелий. – Год был добрым для вина. Угощайтесь, друзья! – Он щедро указал гостям на расставленные пред ними блюда. – Надеюсь, пища придется по вкусу.
Нужно заметить, убранство стола отличалось почти спартанской непритязательностью. Здесь не было ни золотых, ни серебряных блюд и чаш, что в изобилии появятся в домах римской знати всего каких-нибудь пятьдесят иль сто лет спустя. На простых больших блюдах из славящейся своим качеством кумской глины были выложены нехитрые, но сытные яства. Каждый из гостей имел подле себя тарелку, куда прямо рукой накладывал из общих блюд куски, что приглянулись. Испачканные пальцы вытирали о грубые домотканые полотенца. Все было столь просто, как и в обители самого последнего бедняка. Единственным проявлением роскоши можно было счесть лишь чернолаковые фиалы, привезенные Публию из Эллады каким-то проксеном, да довольно массивную, грубой работы серебряную солонку, водруженную, словно Омфал, точно по центру стола.
Впрочем, гости не придавали скудному убранству стола ровно никакого значения. То было прекрасное время простых и грубых нравов, когда римлянин заботился сначала о благе государства и остроте своего меча и лишь потом об изысканности пищи, одежды или посуды. Славное старое время!
Но пожрать римляне любили уже и тогда.
– Вкусная рыбешка! – похвалил Фабий, обсасывая голову мелкой морской рыбки, пойманной неподалеку от устья Тибра.