В полвторого мы дома, открываем бутылку шампанского и забираемся на широкую французскую двуспальную кровать, не подозревая, что нас ждет.
– Это самая красивая комната, которую я видел в своей жизни, – объявляет Проспер. Он сидит голый рядом со мной, одной рукой обвив мои плечи, в другой держа бокал шампанского, на лице написано восхищение. Моя спальня и в самом деле роскошна. Шестиугольная, с расписанными вручную индийскими обоями, которые смотрятся как картины: на тонких ветвях сидят райские птицы, тропические растения увивают решетки из бамбука; можно часами лежать в постели и любоваться ими. Но это еще не все.
Розовый ковер покрыт изумительными персидскими дорожками, посреди комнаты стоит ценный спинет[2] XVIII века, рядом низкая оттоманка вишневого цвета с разбросанными по ней яркими подушками из бархата. Кровать стоит в эркере (на возвышении, как я уже рассказывала), справа и слева от нее широкие застекленные двери ведут на балкон с двумя лавровыми деревьями.
Есть здесь и камин из белого мрамора, а рядом черная витая колонна со статуей красивой индийской танцовщицы. Это чудесная комната. И самое главное: здесь царит дух Новой романтики! Здесь можно снова мечтать, здесь творятся чудеса.
– В этой кровати я напоминаю себе восточного принца, – подает голос Проспер.
– Ты действительно похож на него, – откликаюсь я и целую его в губы. Он ставит бокал на пол и притягивает меня к себе.
– Чувства приходят и уходят, – изрекает он медленно и степенно. – Но сейчас, в данный момент, я люблю тебя. Я люблю тебя, Офелия! Я хочу быть в тебе.
Этого мгновения я ждала весь день.
– Я тоже люблю тебя, – говорю я. А потом мы теряем всякую власть над собой. Мы входим друг в друга, с самого начала я сверху. Возбуждение прошлой ночи еще не отзвучало, напротив, малейшая ласка – и оно взрывается с новой силой. Пожар! Я сгораю! Такого я никогда не испытывала. Каждый волосок, каждый нерв, каждый миллиметр моей кожи электрически заряжен. Проспер и я!
Чем дольше это длится, тем острее неожиданности. И вдруг происходит невероятное. Проспер глубоко проникает в меня, и каждый его толчок – словно взлет. Каждый удар – оргазм, только вожделение не затухает, а остается. Блаженство не кончается. Разве бывает такое?
Это экстаз! Я вдруг осознаю это с четкостью. То, что я испытываю в объятиях этого смуглого мужчины, ни с чем не сравнимо. Это экстаз! Эта страсть имеет другие измерения. Слепой становится зрячим. Глухой впервые слышит музыку. Какими словами это передать? Я благозвучное пианино, на котором до этого играли этюды, детские песенки, изредка сонаты.