— Я не отдам… — начал Млад и почувствовал резкую боль в груди — в левой стороне.
— Чувствуешь? Это твое сердце на моей ладони, — доктор улыбнулся и вытянул руку вперед, — вот, смотри. Сейчас я его отпустил.
Млад ощутил облегчение и вдохнул полной грудью.
— А теперь сжал посильнее…
Млад не выдержал резкой боли — схватился за сердце руками и повалился на колени. Страх смерти сковал его волю, со лба покатился пот. Отец говорил, что боль в сердце рождает страх смерти даже у самых отважных людей.
— Иди домой, Млад… Или я раздавлю твое сердце в кулаке.
— Я… — прохрипел Млад, — я не отдам…
Снежный вихрь взметнулся вокруг доктора, громом ответило небо, но тот лишь рассмеялся и сжал кулак посильней.
— Мстиславич! — раздался крик с крутого берега, — Мстиславич, я иду!
Ширяй бежал ему на выручку, срываясь с кручи, обрушивая снег, падая, оскользаясь, и снова поднимаясь на ноги. Млад мог только застонать — парень погубит себя и ничем не поможет! Но ведь что-то нужно сделать, не может быть, чтоб все закончилось именно так! Перун пришел на помощь… Сам… Спустился из Ирия… Зимой… Чудо произошло, неужели этого мало?
Боль и страх раздавили его — Млад упал на лед лицом вниз. Сердце трепыхалось в чужой руке, как воробей, и не могло стучать — только судорожно дергалось. Дыхание остановилось, неотвратимость смерти накатила на Млада яркостью видений и красок… Перед глазами в коротком свете молнии блеснул точеный узор снежинок, покрывших лед… Мир, в котором он жил, был прекрасен… Прекрасен каждой своей снежинкой, каждой каплей воды, каждым лучом солнца… Он был прекрасен настолько, что страх потерять его перечеркивал понятия о чести и мужестве… Ему не хватило сил встать и преградить дорогу ученику.
— Отпусти! — сквозь зубы выговорил Ширяй, вставший между ним и доктором, — отпусти, слышишь? Я все вижу! Отпусти!
Рука, сжимающая сердце, вдруг разжалась — Млад вдохнул и захрипел. Встать, немедленно встать… Он поднялся на колени: боль отпустила, но страх не исчез. Молчание повисло над Волховом, и в тишине грянул раскат грома.
Млад выпрямил дрожащие ноги и попытался отодвинуть Ширяя себе за спину. Тогда, на стене, он не успел прикрыть его щитом, не успел подставить меч под удар алебарды, он не догадался шагнуть вперед, прикрывая Добробоя, но теперь он не совершит еще одной ошибки… Он не позволит…
— Не лезь, парень… Не лезь… Я сам… Только себя погубишь…
Лицо доктора Велезара почему-то застыло и побледнело, как у мертвеца.
— Мстиславич, отойди в сторону, — сказал вдруг Ширяй, не глядя на Млада, — не мешай нам.