Дома его ждал Пифагорыч — бросил сторожку в такое время!
— Здорово, Мстиславич. Извини, что без приглашения, — старик поднялся Младу навстречу.
На столе кипел самовар, Ширяй сидел, склонившись над книгой, а Добробой, как обычно, заправлял чаепитием.
— Здорово, — Млад стащил с головы треух, — сиди, я тоже с вами чаю попью.
— Наслышан я о твоих подвигах на Городище. Послушал старика? — Пифагорыч сел на лавку и подмигнул Младу.
— Считай, что послушал, — вздохнул Млад.
— И как? Татары это или не татары?
— Если бы знал, что это татары — подписал бы грамоту. Похоже, конечно, было. Но… не уверен я. А теперь — и вовсе не уверен.
— А теперь-то чего? — поднял голову Ширяй.
Распространяться о разговоре в ректорате при ребятах Млад не хотел.
— Да, чудится мне, что все это как нарочно придумано.
— А я что говорил! — Пифагорыч поднял палец, — татарва, конечно, совсем совесть потеряла, гнать их надо из Новгорода. Но и без них врагов хватает. Я так считаю, всех надо разогнать. И попов, и немцев, и литовцев. Да и бояр на место поставить не мешает.
Млад сел за стол, и Добробой тут же поставил перед ним горячую кружку.
— Знаешь, Пифагорыч, в общем говорить, конечно, хорошо. А у нас, между прочим, пятнадцать ребят из Казани учатся. Их тоже гнать?
— Не, они же наши! Свои, можно сказать, обрусевшие…
— Да какие они обрусевшие! — вскинул голову Ширяй, — если они по-русски говорить могут, это еще не значит ничего! Сначала научатся у нас наукам разным, а потом против нас же их и повернут! Хан Амин-Магомет тоже у нас учился, и что?
— Ты старших не перебивай, — назидательно сказал ему Пифагорыч, — распустил тебя Млад Мстиславич! Батька ложкой по лбу не бил за такие дерзости?
— Пусть говорит, — усмехнулся Млад, — это хорошо, когда молодые спорят.
— Спорить — одно, а вести себя со старшими непочтительно — совсем другое. Выслушай сначала, дождись, когда тебя спросят, тогда и говори.
— Да меня никогда не спросят! Кого интересует, что я думаю?
— Потому что ты молокосос еще, — отрезал Пифагорыч и повернулся к Младу, — так что с нашими татарчатами-то?
— Спрятали их на всякий случай, в профессорской слободе переночуют, а завтра видно будет.
Дверь скрипнула, и на пороге показался Миша — притихший, ссутулившийся, с шапкой в руках. Он прикрыл за собой дверь и начал снимать шубу.
— Миша, будешь чай пить? — тут же спросил Добробой.
Тот пожал плечами.
— Садись, чай горячий, свежий! — Добробой подбежал к двери и подхватил шубу, которая едва не выпала у Миши из рук на пол, — садись.
— Спасибо, — тихо ответил тот и, озираясь, подошел к столу.