– Окститесь, милый, да кто ж на это пойдет?
– Я, – сказал Богров, помедлив малость, и побледнел даже от того, что представил себе на самом деле, как он поднимает руку с бомбой и швыряет ее под колеса автомобиля, в коем следуют сенаторы и министр юстиции империи; он явственно услышал глухой взрыв, почувствовал, как кровь прилила к щекам, увидел стремительно шапки газет с его именем на всех языках мира и потянулся задрожавшей рукою за папиросой…
– Вы это бросьте, – ответил Лазарев, – на улице б к первому встречному подошли с таким предложением, право! Вы мне лучше объясните, каким образом это письмо с восемьюстами франков оказалось у вас?
– Я же объяснял, – нахмурился Богров. – Желаете выслушать еще раз?
– Да, будьте любезны.
– Вы не верите мне?
– Я проверяю вас, – ответил Лазарев. – И не считаю нужным скрывать это.
– Женщина, которая привезла письмо из парижского ЦК, моя подруга детства, Егор Егорович… Она должна была вручить деньги для «деревни» Кальмановичу, но он на троицу уехал к себе на дачу, в Финляндию… Ваш журнал тоже был закрыт… Я вызвал Кальмановича телеграммой, он прочитал эти письма, спросил Лину, кто их передал, какой идиот решился всучить девушке, далекой от политики, партийные документы… Она ответила то же, что говорила мне: сестра Кальмановича, курсистка Юля. Поскольку у Лины не было денег и она вполне благонадежна политически, Юля пообещала, что брат уплатит ей за это сто пятьдесят рублей…
Вот, собственно, и все… Кальманович вернулся к себе на дачу, а мне сказал прийти к вам… Я – пришел…
– Лина привезла одно письмо?
– Два.
– Кому адресовано второе?
– В Государственную думу…
– Булату?
– Да.
Лазарев протянул руку:
– Давайте сюда, он в деревне, я отвезу ему.
Богров молча достал письмо, передал Лазареву.
Тот, не читая, положил в карман, кашлянул в кулак, хмуро поглядел на Богрова, покачал головой:
– Нельзя так, товарищ, право…
– Тогда хоть помогите мне увидаться с Николаем Яковлевичем или Ниной Александровной…
– Смысл?
– А вот на этот вопрос позвольте мне не отвечать… Впрочем, коли не верите, я просьбу свою снимаю…
– Сколько вам лет?
– Двадцать пять.
– Сколько, говорите, лет в революции?
– Семь.
– Кто вас привел в кружок?
– Рощин. В Киеве, в дом Сазонова…
– Ладно, – Лазарев поднялся. – Славный вы человек, только если хотите служить революции, делайте это осмотрительно, иначе вы ей вред принесете, Митя, огромнейший вред… Захаживайте, коли будет время, а пока – простите меня, полно работы…
…Лазарев вспомнил про «дом Сазонова», о котором говорил Богров, когда был в Киеве по делам журнала, встретившись с товарищами, поинтересовался Богровым.