22. История Хесуса Карпинтеро
Ранним утром шестого октября я достал из шкафа загодя собранную сумку и ушел из своего дома в Алегрии.
Все мои друзья спали, и некому было меня проводить. Впрочем, никто и не знал, что я ухожу.
…Вчерашний день начался и закончился как обычно. Мы допоздна засиделись на причале, потому что у Горана Татлича была с собой гитара, а на Мурену с Барракудой вдруг снизошел лирический стих, а когда такое происходит, слушать их песни можно бесконечно. И я наконец отважился задать своему лучшему другу Чучо Карпинтеро вопрос, который мучил меня давно, с тех пор, как Консул назвал Исла Инфантиль дель Эсте «детским островом для обычных детей с необычной судьбой»: «Кто ты такой и почему здесь?» Против обыкновения Чучо не стал отлынивать и отшучиваться, а сказал ясно и просто: «Я сын ангела». — «А, понятно», — сказал я, чтобы хоть что-то сказать. «Ничего тебе не понятно, — фыркнул Чучо. — И никому не понятно. И уж меньше всех маме». — «С ними всегда так», — брякнул я. «Ты спросил, я ответил, — надулся было Чучо, но пыжиться у него не было никакого настроения, а расположение ночных светил, напротив, склоняло к откровенности.
— Моя мама — спелеолог. Она изучает пещеры, если ты не знаешь. Дай ей волю, она никогда бы не поднималась на свет божий… Шестнадцать лет назад она с товарищами исследовала вулканические пещеры под островами Малый Алингнак и Большой Алингнак. Это в Чукотском море, к северу от острова Врангеля, если ты не знаешь… Она говорила, что там очень странные пещеры, целый лабиринт. Масса сухих гротов, соединенных запутанными ходами. Однажды вечером все поднялись на поверхность, а она отстала и заблудилась. Особенного беспокойства не было, потому что лучше ее никто этих пещер не знал, и к тому же с ней была постоянная связь. Ей говорили: ну что ты дурачишься, поднимайся скорее, ужин стынет. Она отвечала: сейчас, сейчас, где-то здесь был нужный поворот… В конце концов она выбралась, но была очень напуганной, что на нее совершенно не походило. Вначале все смеялись, а потом сверили часы и перестали смеяться, и поняли, что случилось что-то необычное. Понимаешь, Севито, мама пробыла под землей на три часа дольше, чем ее друзья ждали ее на поверхности.
— Как это? — спросил я осторожно, чтобы не казаться полным тормозом.
— Ее часы забежали вперед на три часа. И все эти три часа у нее не было связи с поверхностью. Три часа она блуждала по лабиринту совершенно одна. В полной тишине. В сумраке. Вот только что с ней говорили, и вдруг все кончилось, как отрезало. Представляешь?