Теперь я стоял посреди огромного пустого зала, вымотанный, злой, опухший от нескончаемого сна в неудобном положении, оглохший от бесконечных разговоров с чужими людьми, с дурацкой сумкой в руке и с дурацким медальоном на шее. Я чувствовал себя не молодым эхайнским аристократом, которому все было по фигу, а человеческим детенышем, отбившимся от родителей. Мне было плохо, одиноко и страшно. Я был близок к тому, чтобы разреветься. И наконец-то до меня начало доходить, насколько я был самонадеян и какую ужасную глупость спорол.
И мне нужно было что-то с этим делать.
Например, как-то выбираться в привычный человеческий мир. Хотя бы на тот же Тайкун. Что бы ни строили из себя его причудливые обитатели, там было все привычное, все свое…
Иными словами, удирать отсюда сломя голову.
Рыжеволосая девушка возле стойки обратила ко мне лицо и сказала на чистом эхойлане:
— Этлал-раага анахарр янр-ра шомарор гьята хеала таггаг.
Голос был непривычного тембра — нечто лязгающее с металлическими перезвонами — и совершенно не вязался с ее обликом. Но и не так, впрочем, резал ухо, как у Гайрона, даже когда тот разговаривал на интерлинге.
Спустя мгновение я осознал, что понимаю ее слова.
— Если вы заблудились, сударь, я могу вам помочь, — сказала она.
Добро пожаловать в Эхайнор.
Ну вот ты и дома. Что же дальше-то, дурачок?