Они все страстно хотели жить. Среди них не нашлось ни одного человека, который бы подошел к калитке и гордо заявил: «Да пошли вы всех на…, мусора… – нате, стреляйте, ни хрена вы от меня не получите!»
Ни одного. Все поголовно изрыгали массовую приязнь к следственной бригаде и наперебой рвались сотрудничать. Это было что-то вроде общего психоза, который я и обозвал по аналогии с известным явлением – стадионным синдромом.
Ладно, думаю, хватит вас утомлять живописанием составляющих «стадионного синдрома», это удел специалистов, а широкую публику в любом процесс в первую очередь интересует результат.
Результат.
Управились мы, вопреки опасениям вольерной аудитории, примерно за восемнадцать часов. Да, пахать пришлось не разгибаясь, без сна и отдыха. Ну так на то они и особые обстоятельства, чтобы выкладываться по полной: сейчас не воспользуешься – другого раза не будет.
Так… Про то, как загадили вольер, думаю, вам неинтересно, а все остальное в цифре выглядело следующим образом: – около трех тысяч человек оформили по статьям за хранение и распространение, из них примерно 80 процентов (в которые вошли поголовно все, кто был в вольере) – по явке с повинной; – изъяли почти полтонны героина и две с половиной тонны «травы» и прочей «дури».
Для скептиков: понятно, что людей можно набрать новых, а товар нетрудно подвезти. Но признайте, что в целом все это – большое, хорошо налаженное хозяйство, которое исправно функционировало не один год, принося колоссальную прибыль, и вдруг в одночасье накрылось одним известным местом. Для восстановления такого хозяйства понадобится масса времени, ресурсов и незаурядной личной отваги, а в связи с неизбежно грядущим Законом все это как минимум на ближайшие полгода просто утрачивает смысл.
Короче.
К полудню четвертого сентября наркодилерская сеть в столице нашей Родины была уничтожена.
Мы разобрали рогатки, помогли омоновцам собрать палатки и с триумфом убыли на базу…
* * *
В 16.45 меня растолкал Собакин и сказал, что нас приглашают на торжественное собрание.
Лег я в три пополудни с твердым намерением дрыхнуть ровно сутки кряду, при пробуждении первым делом ощутил, что выбитые зубы – это вовсе не сон, а трагическая явь, так что, сами понимаете, ожидаемого взрыва энтузиазма товарищ по борьбе со вселенским злом от меня не дождался. Более того, спросонок я почти дословно процитировал безвременно почившего Экипидора, пообещав вступить в интимные отношения не только с этим собранием, но и со всем, что имеет к нему хотя бы даже самое отдаленное отношение.