– А ты шустрый, – одобрительно буркнул Прохор, продолжая пялиться в дисплей мобильного. – Неплохо придумал. Но ты, шустрый, маленько промахнулся. Знаешь, в чем?
Я подавленно молчал. В таком деле «маленько» не бывает. Если уж промахнулся, так на всю катушку, без скидок и права на апелляцию. Так что особой разницы – в чем именно промахнулся – нет.
– Тут телефонов ни у кого нету, – не дождавшись реакции, доброжелательно пояснил Прохор. – Давным-давно все с хат снесли и пропили до нитки. Какие, на хер, телефоны… Осталось два варианта: идти к ментам, просить трубу или с той же целью голосить на трассе: авось, кто из проезжающих сжалится и притормозит. Врубаешься? К ментам, понятное дело, никто не пойдет: тут сплошь наш народ, «хозяйский». А на трассе голосить можно до глубокой темноты. Потому что при свете дня хрен кто остановится – больно уж рожи у них страшные. И вообще, видуха такая, что в оторопь бросает. Хе-хе…
– А чего ж тогда вы остановились? – неожиданно для себя спросил я. (Ей-богу, минуту назад я даже и не планировал с ним разговаривать! Вот же харизматичная сволочь: несколькими фразами может расположить к себе кого угодно!) – Да просто узнал бродягу, – Прохор мотнул туфлей в сторону Афанаса, который все это время подпирал спиной холодильник у двери. – Женя Крендель.
– А, да, – кивнул Афанас. – Хороший пацан был. Спился.
– Не с твоей ли помощью? – буркнул Прохор. – Я его едва узнал – страшный, совсем на себя не похож.
– Каждый сам себе хозяин, – Афанас обиженно поджал губы. – Я силком в рот никому не заливаю. Сами лезут, как тараканы, через все щели, и днем и ночью…
– Хорош гундеть! – чуть возвысил голос Прохор. – Иди спаивай народ дальше – мне с ментом переболтать надо.
Афанас скорбно покачал головой и уковылял прочь.
– Вы тоже – гулять, – Прохор ткнул носком туфли в сторону крепышей.
– Жора говорит – он кусучий…
– Потому его и посадили на привязь, – снизошел до объяснения Прохор. – Далеко не ходите, встаньте метрах в десяти, если что – позову.
Крепыши покинули сарай и закрыли за собой дверь.
– Меня интересует, что это за список, – негромко сказал Прохор. – В котором я – четвертый…
Я взял паузу и принялся медитировать на небольшое оконце под потолком, которому вдруг вздумалось прикинуться этаким здоровенным рубином в розовых лучах заката.
Нет – это я не из вредности, просто обдумывал, сказать правду или соврать что-нибудь половчее в свою пользу.
Со списком все просто: это картотечный каталог, в котором ориентировки на известных авторитетов расположены в алфавитном порядке. Фамилия Прохора – Аверченко, так что делайте выводы. Список этот хорошо знаком каждому оперу в любом райотделе, а «близнецы» – отличники боевой и политической подготовки – знают его наизусть. Прохору, безусловно, известно, что его досье лежит на почетном месте во всех ОВД, но почему он об этом спрашивает?