— Оставайтесь, — сказала я.
И сразу ушла, спустилась на этаж ниже, села на стул между лестничными пролетами. Просидела так минут сорок, без единой мысли, потом поднялась обратно в палату, куда только что привезли Гришу. Ее уже не было. Может быть, это он попросил ее уйти — не знаю.
Если бы он не был таким слабым и измученным, насколько мне было бы легче! Повязку с его головы давно сняли, но запах сухой крови все еще накатывает на меня, как только я к нему наклоняюсь.
— Ну, как ты? — спросила я.
Он покачал головой и поморщился.
— Ты, наверное, подхватил вирус. Поэтому они посадили тебя на антибиотики.
— Неважно, — сказал он. — Не в этом дело.
— Не в этом? А в чем?
— Вдруг я идиотом останусь?
— Не останешься.
— Откуда ты знаешь?
— Другие же не остаются.
— Ну, это кто как. Мне нужно сказать тебе… вот что. Дай я объясню.
Я поняла, что он хочет наконец-то поговорить, и мне стало страшно.
— Не надо! Я все равно сразу уеду, как только ты встанешь! Не буду ведь я…
Он меня перебил:
— Постой! Ты думаешь, это случайность, что все так вот вышло? Ты же меня вялила, как рыбу! Знаешь, берут рыбеху, продевают нитку ей через глаза и подвешивают на солнце? Но я тебя очень любил. Я тебя и любил, и ненавидел. А ненавидел, потому что ты всегда была сильной, а я всегда был сопляком.
Я стала было подниматься со стула, но ноги так задрожали, что встать не смогла, опустилась обратно.
— Ты все в нашей жизни решала. «Поедем туда? Нет, поедем туда». «Давай купим это? Нет, лучше вот это». Ты очень похожа на свою мать! Такая же властная. — Он начал дрожать. — Но я бы все равно не ушел от тебя, если бы ты не заболела…
— При чем здесь все это?
— Я испугался, что ты умрешь. Ведь они ничего не знают. — Я поняла, что он говорит про врачей. — Они берут какого-то среднего человека, которого никто и в глаза не видел, и строят свои прогнозы. А я испугался, что ты не выкарабкаешься. Каждый раз, когда тебя запихивали в эту трубу на просвечивание, я боялся, что у тебя найдут метастазы. Я все время жил в страхе. Наша жизнь и без того не была слишком радостной, а тут…
— Ты что, обвиняешь меня в том, что я заболела?
— Да не обвиняю я тебя ни в чем! Я пытаюсь тебе объяснить! Я был как какой-то птенец, который не знает, что ему делать со своими крыльями. Они выросли, а он не умеет ими пользоваться. Так и я. Мне жить хотелось, а я разучился это делать. Я только сидел в темноте и дрожал.
— Пока не нашел себе средство от страха?
Он дернулся.
— Я ничего не искал. — Он вдруг схватил меня за руку. — Дай мне попить, язык пересох.
Я дала ему попить.