Свинцовый закат (Глушков) - страница 174

– Спорный вопрос, Тимофеич. – Я озадаченно потер переносицу. – Мне, да и любому другому сталкеру, который давно живет по законам Зоны, тебя легко понять. Но вот какого-нибудь гуманиста, который даже рыбу не может выпотрошить, чтобы не озадачиться вопросом, тварь ли он дрожащая или право имеет, либо добропорядочного христианина ты вряд ли убедишь своей аргументацией.

– Гуманизм – мыльный пузырь, – ответил майор. – Ты сразу перестаешь фантазировать о том, как вольготно жилось бы человечеству, будь все вокруг белыми и пушистыми, когда какая-нибудь помешанная уже на своих больных идеях тварь взорвет твой дом. И куда только пропадает желание подставить под удар вторую щеку при виде растерзанных бомбами тел твоих родных? В свое время я участвовал в зарубежных карательных операциях, устроенных нами в ответ на террористические акты, что произошли в нескольких наших крупных городах. Мы уничтожили множество стратегических фигур противника, их приближенных, членов их семей и обычных рядовых исполнителей. Это была показательная акция, в которой каждое убийство имело одну-единственную цель – устрашение. Укрывшийся за границей террорист не боится наших танков и ядерного оружия. Тогда чем же его прикажете пугать? Политическими ультиматумами? Дипломатическими санкциями? Божьей карой? Да он в открытую смеется над этими заявлениями. А вот когда, вернувшись к себе в убежище, ублюдок обнаруживает близких ему людей с перерезанными глотками и понимает, что не заставший его дома палач еще вернется, ему становится уже не до смеха. Как и его единомышленникам, которые только планируют взорвать очередной поезд или угнать самолет. И это – единственная действенная мера против подобного рода угрозы. А хладнокровные каратели, каким был я, – единственное действенное оружие для ее сдерживания. Мы существовали раньше, существуем сегодня и будем существовать еще очень долго. Хотя бы ради того, чтобы те же гуманисты сидели в своих мягких креслах и философствовали, а не разгребали руины собственных городов. В которые их превратит какой-нибудь оголтелый «борец за свободу», если мы вдруг отойдем от дел… Я не жестокий, Мракобес, и не упиваюсь тем насилием, что порой творю. Я – всего лишь профессиональный убойщик. Каратель, который делал грязную работу, с какой под силу справиться далеко не каждому солдату. И такой человек, как я, попросту не способен духовно переродиться, поскольку это элементарно противоречит моей природе. Таков мой ответ на второе твое мальчишеское заблуждение.

– А как же Вера? – удивился я. – Ведь из-за нее тебе пришлось поступиться принципами и нарушить присягу.