Жосс хорошо знал: это верный признак того, что жить осталось недолго.
– Он бы ушел раньше, – сказал Уилл, – только хозяин очень сильный. То есть, он привык считать, что очень силен. В нем было так много силы, что он тратил ее направо и налево, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю. – Жосс часто видел подобное в других людях.
– Кроме того, он еще не может уйти. – Уилл искоса взглянул на Жосса, будто прикидывая, сколько семейных тайн можно открыть этому чужаку.
– Не может? – переспросил Жосс, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно, без всякой заинтересованности.
Скользнувшая по лицу Уилла улыбка показала, что его не так-то просто провести. Тем не менее он продолжил:
– Нет. Он не может умереть, пока сам не решит, что пора.
– Как это – решит?
– Он хорошо знает, что недолго протянет в этом мире, тем более когда по обе стороны постели стоят священник и лекарь с вытянутыми лицами и только об этом и говорят. Подготовь свою душу, говорит священник, хорошенько исповедуйся, как следует устрой свои земные дела, чтобы заслужить похвалу на небесах. Но это не так-то легко сделать, сэр, правда ведь?
– Да, правда, – согласился Жосс. Его подмывало сказать: «Жизнь вообще нелегка», – но он счел разумным промолчать, чтобы Уилл не отклонился от темы разговора.
– А ведь о живых тоже надо подумать, не только о похвале на небесах, разве не так? Живым тоже кое-чего надо.
– Верно.
– Знаете, год назад, ну, почти год, все выглядело так просто, – сказал Уилл, доверительно наклонившись к Жоссу.
– До того как Гуннора ушла в монастырь? – предположил Жосс. Время, во всяком случае, совпадало.
– Да, так. Но причина вовсе не в этом. – Уилл снова покачал головой. – Прямо скажу вам, сэр, я рад, что я простой человек. У меня есть мой домик, у меня есть женщина и все такое прочее. Мой домик не настолько мой, чтобы я мог его кому-то оставить, а все прочее, что у меня есть, я, по большей части, ношу на себе.
– Понимаю, – сказал Жосс, и это действительно было так. Наконец-то он начал понимать, к чему ведет разговор. Картина постепенно прояснялась.
– Их было две, – неожиданно заявил Уилл. – Гуннора старшая, а еще была Диллиан. Чудесная девушка, но вторая по рождению. Стало быть, Гуннора была первой на выданье. Что ж, сэр Алард поступил по всем правилам и по справедливости, когда предложил ее в жены. Но, сэр, она отказалась! Отказалась наотрез, и никакие угрозы, никакие убеждения, никакие наказания в мире не заставили бы ее изменить решение. Вот сэр Алард и заявил: «Убирайся! Убирайся к своим монашкам! Ты мне больше не дочь!» Тогда, понятное дело, пришла очередь Диллиан. Вы же не скажете, сэр, что старшую сестру обошли? Правда не скажете? И никто не скажет, раз ей предложили, а она ответила: «Нет, спасибо большое, я лучше стану монахиней».