Свершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцании красных лампад.
Шмит вскочил:
– Вы… вы кто? Садитесь. Ужасно рад познакомиться! А то, знаете, не с кем толком словом перемолвиться… Нет, все очень хорошие и замечательные товарищи, я ничего такого… Но, понимаете, иногда хочется…
Уверив молодого человека, что отлично его понимает и сам испытывает точно такие же чувства, Зепп представился:
– Долохов Миша, в прошлом филолог. Когда-то сам стихи писал. Только плохие. Настоящая поэзия не на земле, а там. – Он показал на небесную синеву. – Когда я лечу на аэроплане, чувствую себя настоящим поэтом.
– Как вы хорошо это сказали! Митя. Дмитрий Шмит. Из Московского университета.
Знакомство началось так славно, что Теофельс решил не разводить лишней канители. Сразу достал свою флягу, поболтал ею.
– Ах, дорогой вы мой! Подарок судьбы, что я вас встретил. Будет с кем душу отвести. Давайте за знакомство. Это «Мартель», из самого Парижа. – Поставил флягу на бревно, а налитую до краев крышечку протянул юноше. – «Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи». Пейте первый. Потом я.
Этот сопротивляться и не подумал.
– С удовольствием… Только давайте сядем.
Они сели по обе стороны от фляги. Шмит, охваченный радостным волнением, все не мог успокоиться. Поставил крышечку, взмахнул рукой.
– Сейчас. Только, если позволите, я сначала по случаю знакомства прочту мое самое любимое. Про нас, авиаторов.
Летун отпущен на свободу.
Качнув две лопасти свои,
Как чудище морское в воду,
Скользнул в воздушные струи…
Его винты поют, как струны…
Смотри: недрогнувший пилот
К слепому солнцу над трибуной
Стремит свой винтовой полет…
Уж в вышине недостижимой
Сияет двигателя медь…
Там, еле слышный и незримый,
Пропеллер продолжает петь…
Слишком широкий взмах руки – и фляжка вместе с крышечкой полетели на землю.
– Ой! Ради бога извините… – Мальчик ужасно сконфузился.
Подхватил флягу, но она была пуста. Коричневая отрава растекалась по траве. Окрестным муравьям и букашкам была гарантирована тотальная эпидемия дизентерии.
– Простите, простите, – убивался Шмит. – Вечно я всё испорчу! Ой, знаете что, Михаил? – Он всплеснул руками. – У меня в комнате есть бутылка настоящего бордо, берег для какого-нибудь особенного случая. Я сбегаю, принесу!
– В другой раз, – проскрипел фон Теофельс голосом, мертвенности которого позавидовал бы самый отчаянный декадент. – Мне пора.
Гнусный мальчишка хватал его за руку, заглядывал в глаза.
– Вы обиделись, да? Обиделись? Мне ужасно неловко! Обещайте, что мы с вами обязательно выпьем мой бордо!