На следующее утро я приехал на работу, за обедом издевался над Коломийцем, потом подслушивал его разговор с Гроссом, а потом меня затащил в мой кабинет Лукин.
…А за минуту до того, как я после его сумасбродных слов обжег окурком пальцы, в коридоре раздался истерический женский крик.
Моя рука, давящая окурок в пепельнице, замерла.
— Лукин, вы высказываете мне эту мысль вслух, зная, что фактически находитесь на испытательном сроке, могущем гарантировать вам место начальника отдела продаж?
Изумление мое было столь велико, что горячий пепел жег мои пальцы, а я заметил это только тогда, когда Лукин ответил:
— Я осознаю этот риск.
И в этот момент я почувствовал острую боль. В приемной раздался суматошный цокот каблучков, и дверь влетела в кабинет, словно постучал ОМОН.
На пороге — Риммочка, и смотреть на нее страшно.
— Игорь Игоревич!..
Обычно она следит за собой и даже тренируется перед зеркалом так произносить некоторые слова, чтобы мимика не наносила ущерб правильным чертам лица. Но сейчас ей наплевать, что подумают. Следует подозревать, верно, что начался потоп, если Риммочке на это наплевать.
— Игорь Игоревич…
— Что, в принтере бумага закончилась?
— Коломийца… убили.
…Женя сидела, и чего меньше всего ей хотелось сейчас, так это каким-то неловким движением помешать Лисину. Когда он сказал, что Коломийца убили, она ждала продолжения довольно долго. И лишь когда стало ясно, что пауза вызвана не прикуриванием очередной сигареты, она моргнула и тихо спросила:
— И… дальше?
— А дальше ничего не будет.
— Как вас понимать прикажете? — опешила девушка.
Лисин втянул дым и посмотрел на ее часы.
— Через три минуты за мной придут. До завтра, Женя. Вы интересная женщина. И говорю я это вам не только потому, что пробыл в заточении несколько месяцев.
— Но как мне теперь уходить? — растерянно, как ребенок, не понимая на самом деле, как можно вот так встать и уйти после фразы «Коломийца убили», спросила Женя.
— Вы жаждали крови? Скоро она польется рекой. Завтра. В одиннадцать ноль-ноль, если вы не опоздаете.
Услышав в коридоре тяжелые шаги, она убрала в сумочку диктофон, спросила, не хотел бы Лисин увидеть утром перед собой хорошие сигареты, получила утвердительный ответ, и только когда в кабинете появился знакомый надзиратель, спросила:
— Игорь, вы рассказываете мне все или что-то оставляете для ношения в качестве тяжкого груза?
— Я не рассказываю только то, о чем не могу рассказать.
— Значит ли это, что вы не хотите рассказывать всего?
— У вас должна быть еще одна версия, как минимум.
Она подумала.
— Значит ли это, что вы не рассказываете о чем-то по той причине, что