— Значит, я могу зайти к Бесси и сказать, что ты больше не сердишься и все остается по-прежнему? — спросила миссис Пуллет перед самым отъездом.
— Да, Софи, — ответила миссис Глегг, — можешь передать мистеру Талливеру, и Бесси тоже, что я злом за зло платить не стану. Я знаю, что мне, как старшей, положено подавать пример во всех случаях жизни, и я это делаю. Никто не скажет про меня, что оно не так, коли не захочет взять грех на душу.
Можете сами посудить, как подействовало на миссис Глегг, пребывавшую в умилении от своего беспримерного великодушия, короткое письмо, полученное ею в тот же вечер, после отъезда миссис Пуллет, от мистера Талливера, который уведомлял ее, что она может не тревожиться о своих пятистах фунтах — они будут ей возвращены самое крайнее в течение ближайшего месяца, вместе с причитающимися к сроку выплаты процентами. И далее говорилось, что мистер Талливер не имел намерения быть грубым с миссис Глегг и рад видеть ее в своем доме, когда ей будет угодно их посетить, но что он не желает от нее никаких благодеяний ни для себя, ни для своих детей.
Катастрофу ускорил не кто иной, как бедная миссис Талливер, и произошло это исключительно из-за ее непобедимого простодушия, которое заставляло ее ожидать, что сходные причины приведут вдруг к различным следствиям. Опыт их совместной жизни с мистером Талливером мог бы научить ее, что стоило усомниться в его способности совершить то-то и то-то, или пожалеть его за эту предполагаемую неспособность, или как-нибудь иначе задеть его самолюбие, и он немедленно делал то, о чем шла речь; и все же в тот день она подумала, что, если рассказать ему, когда он придет пить чай, что сестрица Пуллет отправилась уговаривать сестру Глегг пойти на мировую и ему не надо ломать голову, где раздобыть деньги, это улучшит настроение за столом. Мистер Талливер и до того был тверд в своем намерении выплатить долг, но тут он положил себе сразу же написать миссис Глегг, чтобы на этот счет не оставалось никаких сомнений. Миссис Пуллет отправилась за него просить. Этого еще не хватало! Мистер Талливер был не большой охотник писать письма и считал отношения между устной и письменной речью, попросту именуемые правописанием, одной из самых мудреных штук в этом мудреном мире. Несмотря на это, он, как всегда бывает под горячую руку, справился со своей задачей быстрее обычного; а если его орфография отличалась от орфографии миссис Глегг — что из того? Оба они принадлежали к тому поколению, для которого правописание было личным делом каждого.