На третьи сутки, в воскресенье, он позвонил Осмундсену по домашнему номеру, думая, что тот дома. Осмундсен взял трубку:
— Да?
— Это Карл Ланге.
Короткая пауза и снова:
— Да?
— Я уезжал на пару дней.
— И что?
— Я хотел узнать, нет ли новостей. Может быть, вы меня искали.
— Искал?
— Не заводите меня!
— Спокойно, Ланге, спокойно. Вы думаете, это я вам звонил, пока вы уезжали?
— Что вы имеете в виду?
— Только давайте не будем строить из себя полнейших кретинов. Где, говорите, вы были — в Халлингдале?
— Я не говорил…
— Хорошо, Ланге. Закон позволяет врать все время вплоть до суда, и даже там обвиняемый имеет такую возможность. Не могли бы вы позвонить мне завтра, сейчас я опаздываю.
Карл Ланге молча шваркнул трубку на рычаг, сказать ему было нечего. Его унизили, высмеяли, выставили дураком. Сволочь, подумал он, и выматерился про себя.
Он принял две таблетки. Потом подумал: что я с собой делаю? А он со мной что вытворяет?
С полчаса, пока не начало действовать снотворное, он метался по квартире как бешеный. Потом обессилел и присел. Осмундсен знал, что я дома. Он все время знал это. И он всерьез считает меня насильником, даже после всех наших долгих бесед.
Он снова вскочил, вспомнил, что записка так и висит на двери, пошел сорвал ее, не проверив, разворачивал ли кто ее. «Где, говорите, вы были? В Халлингдале?»
Он выпил еще таблетку, он хотел заснуть, отключиться, хотя было только начало дня. Потом лег в кровать и стал придумывать, что он завтра скажет Осмундсену, но мысли расплывались и ускользали. Усталость накрыла его с головой, она накатывала тяжелыми волнами, и в них мелькало лицо Осмундсена, спокойное и серьезное.
Просыпался Карл Ланге мучительно. Сквозь дрему он видел сон: он стоит на леднике, у ног узкая расщелина, такая глубокая, что кажется бездонной. Секунда — и он бросится вниз, наконец-то он нашел место, где его тело вовек не найдут. Но вдруг его охватывает ужас: а куда он задевал записку, ту, где говорится, что в его смерти виноват сосед, что он давно угрожал убить его? Никому не придет в голову подумать на соседа, но убийца — он, написал Карл Ланге, а теперь вот боялся, что записку не прочтут, а без этого все теряет смысл: и то, что он похоронит себя в этой расщелине, и то, что тела его никогда не найдут. Но самым кошмарным, из-за чего он и проснулся, были его тщетные усилия вспомнить, куда он дел записку?
* * *
Было уже очень позднее утро. Ночной кошмар мучил его так, как если б это был не сон.
Не стану я ему звонить, решил он. Осмундсен ждет моего звонка, а я не позвоню.