Патрик тоже обиделся, но хоть разговаривать со мной не перестал. В отличие от Массимо он понимал, почему я так поступила. Те, кто вырос в холодной глуши Нью-Хэмпшира, вообще отличаются осторожностью и нерешительностью. Наверное, эти качества передались мне вместе со светлыми волосами и веснушками.
А вот Массимо… У него совсем другая генетика, он не хотел и даже не пытался меня понять. Кто мог подумать, что он воспримет все так близко к сердцу? Я-то наивно надеялась, что смогу сохранить и работу в «Жан-Люке», и любовь Массимо…
– Он ведет себя так, будто его обманули или предали, – жаловалась я Патрику, щедро поливая слезами поп-корн.
– Ну, в каком-то смысле он прав.
– Как ты можешь так говорить!
– Так и получается! Раз не идешь с ним до конца, значит, не доверяешь.
– Дело не в том, что я не доверяю ему или тебе, а в том, что…
– Ерунда! – рявкнул Патрик. Кажется, он злится сильнее, чем я думала. – Если бы салон открывал Жан-Люк, ты бы, не задумываясь, к нему побежала!
– Это совсем другое дело!
– Правда? И в чем разница?
– Жан-Люк уже доказал, что может… – не решилась закончить я и глотнула пива. – С ним… с ним нет никакого риска…
– Ну! – закричал мой приятель. – Ты не хочешь ничем рисковать, ничем, совершенно ничем!
– Как…
– Ты что, вообще ничего не понимаешь?! Мы с Массимо доверились тебе, хотели сделать полноправным партнером… Только твой талант и все, никакого денежного взноса!
Я молча глотала слезы. А что тут скажешь? Патрик прав…
– Он по-прежнему хочет назвать салон «У Дорин», – глухо объявил Патрик.
Я покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. Сидящие у барной стойки парни радостно загалдели.
– Почему? Мне от этого еще хуже!
– Не знаю, – пожал плечами Патрик. – Может, надеется, что ты передумаешь, а может, ему нравится название.
– А тебе?
Красивые губы растянулись в грустной улыбке.
– Ты же знаешь, как я люблю твою мать. Хотя скрывать не буду: мое отношение к тебе изменилось.
– Ну пожалуйста, не надо! Я не хочу с тобой ссориться!
– Я тоже, детка, но ты сильно меня обидела.
Массимо и Патрик готовились к уходу. Точной даты я не знала, а они мне не говорили. Наверное, недели через две. В салоне они держались подальше друг от друга и почти не разговаривали, чтобы не возбуждать подозрений. А меня полностью игнорировали. Каждый день становилось все труднее и труднее. Даже работать расхотелось.
– Что случилось? – спрашивали все клиентки подряд. Бедфорд, Пять городов, Шорт-Хиллз, Манхэттен – все сгорали от нетерпения.
– Ничего, – сипела я. В довершение ко всему угораздило простудиться. Глаза красные, из носа течет. Надо же, когда нужно выглядеть на все сто, чтобы Массимо понял, что теряет, я совершенно расклеилась.