– Джорджия, смотри сюда!
Что может быть прекраснее собора Святого Патрика? Я нехотя обернулась. На другой стороне Мотт-стрит стоял пятиэтажный дом из песчаника. Фасад отделан кирпичом, а дверь – коваными решетками.
– Кажется, оно пустует.
– Конечно, пустует. Ждет, когда мы откроем здесь салон, – проговорила я.
Взявшись за руки, мы перебежали через Мотт-стрит и заглянули в окно первого этажа. Беспорядок, но никакого отвращения я не почувствовала.
– Кажется, здесь была какая-то мастерская, – сказал Массимо.
– Швейная фабрика! – послышался хриплый женский голос.
Обернувшись, мы увидели старушку во всем черном. Ростом она, наверное, не выше, чем метр пятьдесят, да еще горбится, опираясь на клюку. Зато глаза светло-карие, живые, притягательные.
– Она закрылась шесть месяцев назад, – проговорила старушка с сильным итальянским акцентом.
– Откуда вы? – спросил Массимо. Похоже, он говорит по-английски, только чтобы я не обиделась!
– Из Падуи.
– Из Падуи! – воскликнул мой друг, а в следующую секунду заговорил по-итальянски так быстро, что, думаю, не каждый итальянец бы понял. Мы целых полчаса простояли на углу Принс и Мотт-стрит. Массимо и Паола, как звали старушку, разговаривали и смеялись, то и дело бросая на меня извиняющиеся взгляды.
– Мы с Паолой земляки, – со слезами на глазах объяснял мне Массимо. – Представляешь, она знала мою бабушку.
Я понимающе кивнула. Если я скучаю по Википими, то что чувствует Массимо? Подумать только, вся семья за океаном…
– Паола – владелица здания, – продолжал мой друг.
Наверное, это судьба. В тот момент на углу Мотт и Принс-стрит я не чувствовала ни капли страха. Все будет хорошо, у нас все получится, Патрик, Массимо и я будем очень счастливы…
Массимо повернулся ко мне. Он сиял.
– Она сдаст нам это здание! – объявил он. – Придется делать перепланировку. Кстати, Паола – белошвейка, она нам новые занавески сошьет!
Поддавшись порыву, я обняла их обоих. «Вот так ненормальные!» – наверное, думали прохожие, глядя на нас. Да, не каждый день такое увидишь: высокий худой итальянец, светловолосая американка и крошечная старушка в черном обнимаются, плачут и смеются посреди улицы хмурым весенним днем.