- Все верно. - Этьен не пыталась скрыть горечи. - Я же забыла: ты можешь любить только другого… производителя.
- Ты не понимаешь, - тихо сказала Зинт. - Грик говорила, что ты не сможешь понять. Теперь мне кажется, что это действительно так. - Ее пальцы нежно коснулись лицо Этьен.
- Желаю тебе прожить чудесную жизнь, - хмуро проговорила Этьен. - Надеюсь, тебе встретится он. Красивый, плодовитый…
Зинт тяжко вздохнула, словно дунул последний летний ветерок:
- Я - дающий, а не та, кто пестует жизнь внутри себя. - Она тихо и печально рассмеялась. - Я, как ты говоришь, - он.
Антропоморфизм обманчив, отстраненно подумала Этьен. Взгляни на юную рету с лицом когда-то любимой девушки, и кого увидишь? Не человека. Какая ирония! Она рассмеялась.
- Прости. - Зинт отступил, не меняя напряженной позы.
- Это ты прости. Я не над тобой, я над собой смеюсь. - Этьен протянула руку и, когда ее взял Зинт, заставила себя улыбнуться. - Не сердись. Я старая и вредная, и меня призраки навещают. Правда, я тебе желаю… любви. И детей.
- Спасибо. - Улыбка у Зинта в этот раз была красивой, но все же тронутой печалью. Он положил ладонь на дверь, но застыл и оглянулся: - Я тоже тебя люблю. За все, что делает тебя такой непохожей на нас.
Дверь затворилась, он ушел.
Этьен села на пол, на тонкую подушку, - слушать жалобы коралловых тростников на летнюю жару. Любовь - тоже ^универсальная эмОция. Как боль и страх. И как печаль. Она опустила голову на колени, но не заплакала. Когда решила, что реты уже далеко, встала. Болели суставы - лазанье по скале даром не прошло. И она вдруг почувствовала себя очень старой.
Она и была очень стара.
Солнце Стояло высоко. Она брела через тростники, а они, словно пальцы любовника, ласкали ее бедра. На площадке в этот раз не было девочки. Этьен пересекла открытое место и ступила на неприметный участок земли, где должны были находиться Врата.
Нога опустилась на серый камень. Сверху бесстрастно глядело Око. Этьен медленно перешагнула через обрывки растяжек от палатки и остановилась на краю бездны. Далеко внизу - вода, словно фиолетовые чернила; в ней отражаются голубоватые снежные вершины. Упираясь под натиском ветра, Этьен подняла взгляд к Оку. Вилья, не за это ли ты полюбила Дюрана? За умение слышать то, что не слышно другим… Это вроде эмпатического чутья, но все же - другое. Не такое опасное? Пред Оком Божьим - правда, и ничего кроме правды. Этьен опустила голову, и первые слезы запятнали растресканный камень в том месте, откуда выскочил ее крюк. Слезы по Вилье - ведь Этьен еще никогда не оплакивала ее. И слезы по себе - ведь Терана могла бы быть ее дочерью.