лем. Не поверь ты в меня, я никогда не прошла бы сквозь священный круг. Даже Оридэль сомневался, а ты — поверил. Пятьсот лет мы правили долиной, бывало всякое, но никогда ты не был таким пустым и холодным до белизны. Ты стал похож на вестника из-за морриагела, несёшь долине смерть. Тьиарин, да очнись, посмотри на себя!
Риллавен стряхнул руки владычицы и ушёл. Лианвен прижалась лбом к стволу яблони. Листья шелестели утешительно, пророчили солнечные дни. Глупое дерево! Долину уже накрыла белая погребальная пелена, а оно ничего не замечает.
А Лианвен ничего не может сделать.
* * *
Держался человек просто отлично, шествий на казнь за три с лишним тысячи лет Риллавен повидал немало, и спокойную выдержку Бродникова мог оценить по достоинству.
На берегу моря уже очерчен круг трёхметрового диаметра, разожжены восемь костров. Хелефайям пронзительный холод зимнего ветра не страшен, а человек, одетый лишь в джинсы и футболку, скрючился и дрожит от холода. Но не от страха, Риллавен видел это совершенно отчётливо. Боится, конечно, и боли боится, и смерти, но не настолько, чтобы потерять от страха рассудок, чтобы молить о пощаде. Да и не хочет он никакой пощады.
Вся свита Риллавена — десять стражей с командиром Фиарингом, двое старейшин и координатор с приграничного телепорта — не могут отвести от приговорённого глаз. Как и Риллавен. «Голубая лента», пробежал быстрый, едва слышный шепоток. Так они все что, помилования ждут? Думают, владыка тащился по зимней холодине, в тягомотный пасмурный день за десять километров только для того, что бы вручить приговорённому ленточку владычицы? Это можно было сделать и в Нитриене. Фиаринг бросил на шептунов быстрый взгляд. Но злости или возмущения Риллавен в нём не заметил.
— Скоро твой брат утешится воздаянием, — сказал владыка Фиарингу.
— Да, — неуверенно ответил страж.
— Все человеки жестокие, алчные, трусливые и себялюбивые твари, — сказал ему Риллавен. — Они могут только причинять боль, только предавать, только разрушать. Сегодня один из них получит по заслугам.
— Все человеки до единого, владыка Нитриена? — спросил Бродников.
— Все.
— И Пинем?
На несколько мгновений хелефайи, и даже Риллавен, онемели.
— Стало быть, не все, — ответил на безмолвное возмущение Бродников. — Стало быть, солгали вы, владыка Нитриена.
— Ни тебе рассуждать о Пинеме, — с холодным бешенством ответил Риллавен.
— Почему?
— Потому что ты убийца.
— Да, — согласился Бродников, — убийца. Но не все человеки убивают. Некоторые и создают. Как Пинем.
— Не смей сравнивать себя с величайшим из людей! — рявкнул Риллавен.