– А когда вам стало известно про миссис Хеншоу?
– Через два-три месяца после того, как заведение заработало. Клио позвонила мне и попросила устроить здесь ее мать. Я связался с клиникой в Сиракузах, где миссис Хеншоу пребывала до этого, и мы быстро оформили ее перевод. По-моему, то учреждение больше не существует. С тех пор миссис Хеншоу находится у нас.
– Как вы думаете, почему Клио ничего не говорила вам раньше?
– Как вам лучше объяснить, мисс Пратт, – доктор наморщил лоб. – Для большинства людей душевный недуг представляется явлением странным. Они не воспринимают его как серьезную болезнь. Или стыдятся того, что кто-то из их близких болен.
Как раз о чувстве стыда и говорил отец Фрэнсис в запомнившейся ей, хоть и безрезультатной, беседе.
– А просила ли Клио сохранять ее анонимность?
– Не так прямо, но, в общем-то… да. Здесь мы очень внимательно относимся к таким вещам. Я так понял, что огласка того, что ее мать страдает умственным расстройством, может как-то отразиться на бизнесе, которым занимается Ричард Пратт. Это нормально. Мы относимся к этому с пониманием.
– А вы знали, что Клио сама посещает психиатра?
Профессиональная улыбка на долгий промежуток времени сошла с лица доктора Гамильтона. Он сохранял молчание.
– Фритц Прескотт. Вам это имя знакомо?
– Да. Он специалист, как бы вам кратко объяснить, – по состоянию тревоги, горя, обиды, обреченности…
– Клио принимала прописанный им нардил в течение шести месяцев, вплоть до своей смерти.
– Мне она ничего об этом не говорила.
– Есть ли основания полагать, что болезнь миссис Хеншоу наследственная и могла передаться дочери генетически?
– Такое возможно. Но я не имел профессиональных контактов с Клио и ничего не могу об этом сказать.
Доктор Гамильтон демонстративно взглянул на часы, и Фрэнсис поторопилась задать последний вопрос:
– А как вы можете прокомментировать склонность Клио к самоубийству?
– Повторяю. Я не проводил с ней бесед. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Единственно, что я могу сказать, что самоубийство почти невозможно предсказать. Мы встречаем людей, которые постоянно грозят уйти из жизни, и у них наблюдаются все суицидальные симптомы, однако они до сих пор живехоньки. А другие лечатся, принимают все лекарства и вдруг кончают с собой.
– А Кэтрин знает, что ее дочь умерла?
– Да. Я сам сообщил ей.
– Как она к этому отнеслась?
– Она долго молчала. Хотя она вообще-то не говорунья, но какие-то звуки издает, зовет кого-нибудь или что-то бормочет себе под нос. А тут тишина и полная неподвижность. До этого Кэтрин любила кататься в кресле – туда-сюда. Клио подарила ей удобное кресло несколько лет назад, сделанное по специальному заказу.