Я умерла?! Когда?! Умерла… Умерла и умерла – что теперь поделаешь?! Ну и, разумеется, попала в ад. Аборты, замужества… Да актеры вообще грешники, их раньше за кладбищенской оградой хоронили.
В ад.
Ад оказался вовсе не таким уж гиблым местом. Берег, лес, трава. На берегу меня встречала Инга.
– Здравствуй, Расма! – она крепко обняла меня, как только я ступила на берег.
– Инга?! Сестричка?! – Я была откровенно поражена. – Ты-то как здесь оказалась?!
– Слишком хорошо прицеливалась и слишком метко стреляла, – грустно улыбнулась сестра. Ее небольшие светлые глаза широко распахнуты и смотрят без прищура.
Я тоже пытаюсь улыбнуться и тут… Где-то в глубине зарослей раздается та самая мелодия, которую сочинил Валерка. Мы обе невольно поворачиваем головы…
– Расма! Я так ждал тебя…
В руках у Валерки ничего нет, никакого музыкального инструмента. А музыка льется и льется.
– Вот так вот… – произношу я какую-то пустую, ничего не значащую фразу и иду ему навстречу.
– И я вот здесь… – улыбается Валерка. – И весь наш спецназ. – Он кивает в сторону леса, откуда раздаются громкие мужские голоса.
Вот оно как: и актеры – грешники, и спецназовцы – грешники. Встретились, наконец.
– Здесь вообще много приличных ребят, – подает хриплый голос гребец-перевозчик. – Жить можно!
Я оборачиваюсь в его сторону и вижу, что гребец – это Эдгар. Сейчас он скинул капюшон, и я отчетливо вижу его тонкое, худое лицо.
– А меня, Расма, ни туда не принимают, – он кивнул вверх, – ни сюда, – он кивнул в сторону леса. – Я ведь всегда правильным был… Даже гадости с чувством исполненного долга совершал, да вы сами помните! А выяснилось, что это и не плохо и не хорошо… Поэтому теперь вот веслом и работаю… Тяжело, – чуть помолчав, произнес он и, накинув капюшон, снова направился к лодке.
А Инга, моя старшая сестра, вдруг уселась на прибрежный песок, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
– Инга, ты что? – Я впервые видела сестру в таком состоянии. – Все ведь хорошо, мы все наконец собрались… – Я обняла сестру за плечи и пыталась утешить, так как это обычно делала она сама, утешая меня.
– Якоб… – Инга произнесла сквозь слезы имя своего мужа. – Якоб… Это был святой человек, он помогал всем и никого не обманывал… – После этих слов слезы из глаз Инги потекли еще сильнее, ручьем. – Поэтому теперь он там, – она кивает вверх. – А я здесь! Ох, лучше бы он обманывал меня и был бы скупым… Или побил, или ограбил кого-нибудь… Тогда сейчас мы были бы вместе!