– Мальчик, – засмеялся он, – ну куда ты лезешь? Какой из тебя политик? Ты ведь прямой, как стрела, таких ломают свои же товарищи, даже не по злобе, а просто чтобы не пораниться. Уходи отсюда, займись чем-нибудь тихим и мирным, и будешь жить долго и счастливо…
Он не понял, к чему это было сказано, но Багиров, которому Лаврентий передал этот разговор, быстро взглянул и усмехнулся:
– Умный, однако… Как он тебя определил!
Нет, Берия не прочь был заняться чем-нибудь тихим и мирным. Он мечтал об архитектуре и любил нефтяное дело… но кто бы его отпустил! Поневоле пришлось оставаться тем, кем он был.
Не удавалось Лаврентию и преодолеть неположенно восторженное отношение к Сталину, которое тот терпеть не мог. Он старался держаться как можно официальнее. Получалось скованно и напряженно, за что сталинские домашние его не любили, привыкнув совсем к другому, товарищескому стилю отношений. Но для Берии фамильярность с великим человеком, да еще на двадцать лет старше, была недопустима. Сталин же был с ним насмешлив и сдержан, не слишком интересуясь, какое выражение лица прячет «первый чекист» Грузии под надвинутой кепкой и за стеклами пенсне.
…Но на этот раз кепку пришлось снять, и Лаврентию без привычного камуфляжа было не по себе. Тем более что беседа шла о нем, и беседа неприятная. Они с Орджоникидзе сидели у длинного стола, а вождь, по своему обыкновению, прохаживался по кабинету.
– Я слышал, ты там, в Грузии, со всеми переругался и хочешь дезертировать? – насмешливо спросил он.
Берия смолчал. За него ответил Серго:
– Именно что со всеми. Он ведь как машина, не знает ни людей, ни приличий. Если секретарь ЦК разгильдяй и бюрократ, он не смотрит, что это секретарь ЦК, он его песочит так – всему пленуму жарко. Если его начальник пьяный ломает дверь у красивой женщины, он не смотрит, что это сам председатель ГПУ Закавказья, он ему оргвыводы и докладную в Москву…
Сталин поморщился:
– О подвигах Реденса можешь мне не докладывать. Я о них узнаю первым. Вот ведь послал бог родственничка…[41]
– И что получается? – продолжал Орджоникидзе. – А получается, Берия интриган и склочник. Мог ведь хороших людей прикрыть? Мог, но не захотел. Почему не захотел, а, Лаврентий?
– Потому что у меня есть должностные обязанности и долг коммуниста, – недовольно ответил Берия. – И то, и другое надо выполнять.
– Видишь, Коба, какой он? А теперь он со своим долгом коммуниста пишет мне письма. Жалуется – его, бедного, прорабатывают. Что бы с кем ни случилось – Берия виноват, все его интриги. Просится в другой район, на любую работу, только не в Грузии и не в ГПУ…