– Какие еще будут мнения? – спросил Сталин.
Взволнованно заговорил молчавший до сих пор Ворошилов:
– Мы не должны забывать о надвигающейся войне. Если мы не дадим понять «пятой колонне», что выжжем ее каленым железом, у нас будет война на три фронта: на западе, на востоке и внутри страны, когда выступят все эти кулаки, которых товарищ Вышинский жалеет.
– Давайте перестреляем сразу все население, – вспылил Вышинский. – Тогда уж точно никто не выступит…
– Не понимаю, о чем мы спорим, товарищи, – снова послышался голос Молотова. – На самом деле подобная чистка – нормальная предвоенная мера. И если товарищ Ежов заверил нас, что контролирует ситуацию в наркомате, то о чем говорить? Подобные меры принимаются во всех странах. Естественно, именно в Сибири концентрируются высланные кулаки, недовольные советской властью, там их много, поэтому и число их меня не удивляет…
Они совещались еще некоторое время. Вышинский был по-прежнему против предложения Эйхе, Ежов, Ворошилов и Молотов – за. Сталин пока отмалчивался. Наконец, резюмируя, он сказал:
– Я полагаю, Политбюро даст Эйхе те полномочия, которых он требует. Если это произойдет, у меня просьба к вам, товарищ Вышинский, и особенно к товарищу Ежову: сделайте все возможное, чтобы эта чистка не перешла в массовый террор…
Вышинский, Ворошилов и Ежов ушли. У Сталина остался один Молотов. Вождь ходил по кабинету, Молотова Лаврентий не видел – тот, по всей вероятности, сидел в начале стола. Наконец снова послышался его глуховатый голос, звучавший так же ровно:
– Коба, я понимаю, о чем твои мысли. Мы не сможем отказать Эйхе в его просьбе. Во-первых, на Политбюро эта точка зрения большинства не соберет. Но даже если нам каким-то чудом удастся переломить ситуацию – как ты думаешь, что после этого сделает товарищ Эйхе? Или ты полагаешь, он просто так подал свою записку именно сегодня?
– Такие вещи просто так не случаются, – заговорил Сталин. – Я же не мальчик. Завтра последний день Пленума ЦК. И если мы ему откажем, завтра он выйдет на трибуну, попросит санкции у пленума и получит ее.[73] А потом встанет кто-нибудь из членов ЦК, – я даже догадываюсь, кто именно, – и обвинит нас в пособничестве врагам народа, в отходе от марксизма, в заигрывании с чуждыми классами… Нас есть в чем обвинить, и есть кому это обвинение поддержать. И завтра вечером мы уже не войдем в этот кабинет, а послезавтра будем в подвалах Лубянки…
– Что именно тебя пугает? – невозмутимо поинтересовался Молотов. – Другой кабинет или подвал?
– Мне не до шуток, – мрачно сказал Сталин. – Сейчас мы с тобой должны решить, какую цену мы готовы заплатить за то, чтобы остаться у власти…