– Давайте очную ставку, – кивнул Берия. – Покажу вам, как должен работать следователь.
Он не видел лица Руденко. Прокурор же внимательно следил за ним, как кошка за мышью, и от него не укрылось ни изменившееся выражение глаз, ни то, как дрогнули губы подследственного. Кажется, попал…
– Вы хорошо подумали? – спросил он. – Это не дело – держать такую красивую женщину в наручниках, а иначе, боюсь, она вам лицо расцарапает. Тем более что, как мы установили, в те дни она была в командировке. Ее, как и всякую женщину, весьма интересуют любовные подвиги дражайшего супруга.
– Тогда не надо очной ставки, – равнодушно согласился Берия. – Не люблю семейных сцен. Думаю, суд и так поверит несчастной школьнице.
Прокурор удовлетворенно улыбнулся. Берии не удалось скрыть, что равнодушие это – деланное. Захотел, все равно не смог бы. Неужели наконец-то удача? Хоть ты и великий чекист, а все равно мужчина, и от этого не убежишь. Давай, Романе, разматывай его дальше…
– Кстати, ваша жена крайне заинтересовалась, когда узнала, что у вас есть не только любовница, но и ребенок от нее. Особенно на Нину Теймуразовну произвело впечатление то, что это девочка. Ведь грузины особо привязаны к дочерям, я не ошибаюсь?
– Кто как, – безразлично отозвался Берия. – Я предпочитаю сыновей.
– Ну что ж, тогда вам будет легче перенести ее потерю…
– Ты вот что, Павлушка, – выслушав, закончил Хрущев. – Ты не суетись. Следят за тобой – очень хорошо. Ходи, как будто не видишь, не отрывайся, не оглядывайся. Жди, пока сами подойдут. Ну, а потом действуй по обстановке. А как у тебя с Берией дела – продвигаются?
– Помаленьку. Вчера половину допроса контрреволюционные разговоры вели о министре Абакумове, которого какие-то мерзавцы из ЦК обвинили в заговоре, посадили в тюрьму и страшно пытали. Душевная история, я чуть слезу не пустил. Смотрел ему в рот и делал вид, будто верю каждому слову, едва не прослезился от сочувствия…
– Так, значит этот гад у Берии невиновным выходит? Ну еще бы, они же после войны одно черное дело делали! Ладно, Павлушка, ты парень скромный, и расскажу я тебе кое-что такое, о чем мы пока не знаем, то ли поведать об этом людям, то ли нет…
Берия, он всю жизнь мечтал о власти. Ух, как он о ней мечтал! Но хитрый был, ничего не скажешь. На совещании у товарища Сталина тихий такой, почтительный, воды не замутит, а у себя в наркомате так распоясывался… ну ты ведь пленум слышал? Вот так он себя и вел всю дорогу, а не только последние три месяца.
А после войны он видит, что товарищ Сталин стареет, жить ему недолго, и думает: как бы после него на первое место залезть. И стал он тогда смотреть: чуть на кого наш вождь ласково глянет, Берия того на заметку. Абакумов же был его выдвиженец, и что Берия скажет, то и делал. Еще в сорок шестом году он организовал дело против товарища Маленкова, о том, что наша авиационная промышленность, мол, гнала на фронт брак, товарищи из ВВС по сговору его принимали, а товарищ Маленков знал это и ничего не предпринимал. Все прошло у них благополучно, товарищей, которые героически обеспечивали фронт самолетами, рассовали по тюрьмам, товарища Маленкова тоже наказали. Берия увидел, что его метод работает, сделал Абакумова министром госбезопасности, и стала эта парочка строчить дела на кого придется. Чуть не понравится ему человек, он Абакумову только кивнет, и готово. Но все это были дела мелкие, на генералов там, на отдельных деятелей нашей промышленности. А Берии нужно было убрать всех, кто ему загораживал дорогу. Товарищ Сталин тогда присматривался к нескольким людям, чтобы, когда он уйдет, оставить им на руки страну. Люди были исключительные – умные, энергичные, настоящие коммунисты. Товарищ Кузнецов, секретарь ЦК, товарищ Вознесенский, начальник Госплана, товарищ Родионов, Предсовмина РСФСР. Берии, чтобы пробиться к власти, надо было их убрать. И придумали эти мерзавцы такое, за что их надо повесить вверх ногами на Красной площади, чтобы никому больше неповадно…