Кенбрук устремил на нее пламенный взгляд. Пламя, горевшее в жаровне, бросало кровавые отблески на его точеное лицо.
- Неужели ты считаешь меня таким чудовищем, Глориана? Неужели ты хоть на мгновение могла подумать, что я способен на подобное злодеяние?
Глориана вздохнула.
- Воина всегда приносит с собой разрушения, - произнесла она извиняющимся тоном. - Вытаптываются поля, сжигаются хижины, гибнут крестьяне и горожане. Не важно, какому господину они служат, но они всегда страдают больше всего.
- Мы не станем воевать ни с кем, кроме самого Мерримонта и его солдат, - сказал Дэйн ледяным тоном.
Глориана вздохнула еще раз и опустилась на стул. Темница превратилась в уютную, чисто прибранную и хорошо освещенную комнату. Кровать была заново застелена чистым бельем, рядом стояла свежая ароматизированная вода для умывания, и лежали приготовленные на завтра платья.
Глориана с грустью подумала о том, проснется ли она завтра в этой же комнате.
- Прости меня, - сказала она ласково. - Я не сомневаюсь в твоей чести и знаю, что от твоей руки не пострадают невинные.
Дэйн снял камзол, но остался в рубашке и штанах. Он подошел к ночному столику возле кровати и достал из ящика небольшой флакон. К тому моменту вспышка гнева уже прошла, и в его глазах Глориана читала только нежность.
Он пододвинул один из стульев поближе к кровати и сел на него, положив ногу Глорианы к себе на колено. Аккуратно сняв с нее туфельку, он принялся растирать ей ступню. Глориана ахнула от неожиданности.
- Я это сказала в шутку, милорд, - торопливо пробормотала она.
Кенбрук ничего не ответил. Из флакона он вылил на ладонь немного золотистого масла и принялся пальцами обеих рук массировать ее правую ступню.
Глориана блаженно вздохнула, закрыла глаза и откинулась на спинку стула.
- Вам приятно, миледи? - поддразнил он.
Глориана чувствовала что-то очень похожее на сексуальное желание, только более духовное, нежели физическое, более возвышенное. - О, - выдохнула она, - даже слишком! Подушечками больших пальцев он втирал в ее кожу душистый бальзам.
- Никакое удовольствие яе может быть «слишком» для тебя, моя милая, - произнес он своим низким чувственным голосом, который заставил Глориану забыть о разговоре с Элейной, о скорой войне с бароном Мерримонтом, обо всем на свете.
Она чувствовала, что тает, как воск, все больше и больше сползая со стула.
- М-м, - протянула она. В этом мире не может быть ни зла, ни страданий, ни печали. Как она ошибалась, думая так...
Кенбрук рассмеялся и поставил к себе на колени другую ее ногу. Глориана вздрогнула и открыла глаза, когда он снял с нее вторую туфельку.