– Предоставь это мне. Впоследствии вопросов у тебя не возникнет.
Она несмело улыбнулась, и постепенно ее улыбка становилась все шире.
– И вот тогда эта маленькая жаба будет целиком в нашей власти. Она смеет жить в нашем доме, распоряжаться там, принимать меня в качестве гостьи! О да, она расплатится за унижения, которые мне пришлось вытерпеть.
– Ну конечно, она расплатится, моя кошечка.
– Ее нужно выгнать. Она будет жить здесь. Да, мне это нравится.
– Секретаря Эдлера нужно будет срочно выслать.
– Ах! – Витью вспомнила угрюмо-молчаливого и чрезвычайно красивого мистера Ворса. – Может быть, ему не обязательно так быстро уезжать.
– Немедленно, – повторил Сесил, и его лицо исказилось. – Первым делом после того, как мы избавимся от старикашки.
Она постаралась скрыть сожаление.
– Как скажешь, Сесил.
– И тогда останется всего лишь одно дело.
– Всего лишь одно?
– Девчонка. Лили Эдлер тоже умрет.
– Молчание – золото, – сказал профессор Эдлер Оливеру, сидя напротив него за столом, накрытым к завтраку. Он в задумчивости поглаживал Равена, свернувшегося клубком у него на коленях.
– Вам виднее, сэр. – Оливер не всегда понимал ход рассуждений профессора. – Но вы одобряете мое намерение просить руки Лили?
– Мы созданы для неизбежного, – сказал его собеседник. – Ешьте, молодой человек, ешьте.
Свежеприготовленные почки и яйца, которые его работодатель достал из буфета, совсем не возбуждали у Оливера аппетита, но он послушно проглотил немного еды. Небольшая гостиная, обычно служившая столовой для членов семьи и Оливера, выглядела приветливо и уютно. Причудливые фрески с изображением девушек, пляшущих среди цветов, покрывали плафоны потолка, в том же стиле был выдержан и белый алебастровый камин. Картины в позолоченных рамах с изображением фруктов и цветов оживляли обитые розовым шелком стены. Даже мебель была светлой, женственной. Эта комната совсем не подходила для мужчины, но тем не менее профессор любил ее и каждое утро после завтрака, подававшегося ровно в шесть, имел обыкновение задерживаться здесь подольше. За те два часа, что Оливер провел в это утро с профессором, тот умудрился произнести много слов и при этом сказать очень мало и, главное, ничего, что непосредственно касалось бы вопроса, который поставил перед ним Оливер.
– Можно сожалеть о сказанном, но редко кто сожалеет о том, что промолчал.
Оливер с умным видом кивнул. Профессор редко бывал в подобном философском настроении в столь ранний час.
– Если человек держит рот на замке, его не будут проклинать за его слова.
Это уже был более ясный намек.