А сейчас снова содрогнулась земля. Мощные звуки канонады оживили мою память...
Беда случилась со мной вчера, 13 июля 1944 года. Я никогда не впадал в числовую мистику и никогда не жаловался на свою судьбу тринадцатого ребенка у матери, но воздушный бой 13 июля по стечению обстоятельств закончился для меня несчастьем.
В тот день, до предела заполненный гулом орудий и моторов, день начала наступления наших войск на Львовском направлении, я несколько раз ходил на сопровождение бомбардировщиков, в воздушных боях атаковывал "мессершмиттов", "фоккеров", "юнкерсов". Этот вылет был последним в моей биографии летчика-истребителя.
Солнце опускалось за лес, длинные тени сосен стлалась далеко по аэродромному полю, скрывая его тайны. Пилоты, освободив натруженные плечи от парашютных лямок, вылезали на крылья самолетов и медленно расстегивали шлемы. Их ожидал возле командного пункта (КП) грузовик, перевозивший по вечерам авиаторов с фронта в тыл - с аэродрома в село.
Я считал, что для меня 13 июля закончилось благополучно. В голове еще гудело, пальцы жили ощущением сжимаемой ручки управления самолетом; земля еще, казалось, покачивалась под ногами. Заткнув шлем за ремень, я шел, наслаждаясь тишиной, - такое наслаждение, вероятно, испытывает хлебопашец, возвращаясь вечером с поля.
Такие минуты бывают только у летчиков. Аэродромы, отдаленные от переднего края, ежечасно жили и фронтом, и тишиной тыла. Только что сражавшиеся в грозном небе пилоты шли домой по мирной земле, а на крыльях их боевых машин оседала вечерняя роса прохладной лесной долины, - на те самые крылья, которые недавно рассекали "шапки" разрывов вражеских снарядов.
Идя к грузовику, думаешь об ужине, о ночлеге, внутренне предвкушая отдых. Но вдруг оклик:
- "Мордвин", летим! "Юнкерсы"!
Майор Владимир Бобров быстро идет навстречу, запихивая в планшет карту. Он называет нескольких товарищей по имени, а меня позывным, который употребляю в бою. ("Мордвин", я атакую. Прикрой! "Морд..." Т-р-р! - рыкает пулемет).
- Володя! В моей "кобре" пробоина, - сообщаю я командиру.
- Возьми Сашин "туз"! Летят "юнкерсы"!
"Пиковый туз", нарисованный через весь фюзеляж, приметен даже отсюда, на порядочном расстоянии. Саша Рум сегодня не полетит - болен. Но зачем так разукрасил он свою "кобру"? Немецкие асы, поди, примут меня за комдива Покрышкина.
Наконец я добежал до самолета. Ребята уже взлетают, а мне нужно лямки укорачивать - у Саши Рума богатырский рост.
Я малость отстаю. Однако минут через пять догоняю Владимира Боброва и занимаю место ведомого. Не раз я водил группы навстречу "юнкерсам", ходил четверками и шестерками против "мессершмиттов", а сейчас моя задача прикрыть своего командира.