На другой день около дома остановилась автомашина. Герасимов быстро поднялся ко мне.
- Собирайся! - бросил он с порога.
- Куда?
- Потом узнаешь, - весело ответил он.
Девушки и их родители проводили меня как родного человека.
В Саратове в то время открывался госпиталь для авиаторов. Герасимову удалось достать место для отставшего от поезда раненого летчика. Когда я оказался в госпитале, врачи предложили мне немедленно лечь на операцию. Я не спешил дать согласие, потому что с операционным столом был знаком не один раз.
- С такой ногой, как ваша, врачи кладут больного на стол без разговоров, - объяснил мне хирург.
- А я и не возражаю. Хочу только знать, какой характер операции вы предлагаете мне. Мне еще воевать нужно, фашистов бить, а вы можете меня и на инвалида "перешить".
Вот уже положили меня на операционный стол, а когда вошла женщина-хирург, я поднялся и просидел все время, пока кололи, вскрывали рану, что-то выкачивали, вырывали.
Когда наложили шов и забинтовали ногу, врач впервые подняла голову и посмотрела на меня. Я рукой вытер свои искусанные до крови губы.
- Сильный, - сказала врач и, переведя дыхание, начала стягивать с рук резиновые перчатки.
После операции прошла неделя. Рана быстро заживала. Вскоре меня выписали из госпиталя и послали на десять дней в батальон выздоравливающих. Он находился в Казани. "Бывает же так, - подумал я, - когда человек, преодолев несчастье, находит счастье: ведь от Казани до родного села моего Торбеево всего несколько часов езды. И зачем мне сидеть в батальоне, когда самые целебные в мире лекарства для фронтовика - это поездка домой, радость встречи с родными".
Поезд мчался среди заснеженных березовых рощ, Я ехал домой.
* * *
Мой отец, Петр Девятаев, в молодости жил в мордовском селе Торбеево. Помещик, владевший землями Торбеевского уезда, послал некоторых мужиков, в том числе и Петра Девятаева, учиться ремеслу в Данию. Там отец прошел курс механика, а когда возвратился, часто рассказывал о городе Копенгагене. Земляки и прозвали его Копенгагеном. Это прозвище утвердилось за ним на всю жизнь.
Стал он чуть ли не единственным мастером по машинам и котлам на всю Мордовию. Помещик взял мордвина-умельца в свое имение в Торбеево и построил ему небольшую избу.
Семья наша пополнялась почти каждый год. Тринадцатый ребенок родился в 1917 году. В 1919 году отец решил переселиться на вольные земли Сибири. Поезд из теплушек, в котором ехали искатели счастья на Восток, остановился на станции Кинель, так как через реку мост оказался взорванным. Командование фронтом Красной Армии начало восстанавливать его. Кузнец и плотник, на все руки мастер - мой отец вызвался работать в кузнице. Белые банды в те дни подвергли артиллерийскому обстрелу станцию Кинель и отец был ранен, а вскоре заболел тифом и умер.