Серафима вбежала в квартиру, посмотрела на Амгольда, вздохнула, подняла его. Он встал и пошел с ней к машине, к прежней, благополучной жизни. Ирмина осталась одна, она лежала и смотрела на стол, где не было селедки, но ей она была уже не нужна.
Я лежала на новом диване перед новым плоским экраном телевизора, и думала о Евроре Сергеевиче. Зацепил он меня своей импозантностью, музеем, планировкой и вообще янтарной мебелью, которая продолжала увеличивать свою численность. Я готова была ему подарить янтарную кровать, если он меня полюбит, на этой кровати…
Мысли вылетели из головы внезапно, а потом назойливо стали крутиться в мозгу, я опять задумалась о Евроре Сергеевиче…
Стыдно? Конечно! Но мысль появилась, потом исчезла, я нажала на пульт телевизора и уснула. Маграр понял одно, что он зря променял Мариону на Леночку, он резко почувствовал уменьшение финансирования. Он попробовал куснуть собственный локоть перед зеркалом, но не получилось, тогда он предложил Леночке забрать у нее театр кукол на тумбе, та обрадовалась:
– Маграр, забирай свой хлам, только место занимает.
И он забрал этот хлам и принес его, директору антикварного салона, она, выспавшись в обед дома, сидела на работе в своем офисе с хорошим настроением; и, естественно все пошло по накатанным рельсам реставрации.
Жара надвинулась внезапно, дневная духота давила и угнетала все мое существо после треволнений последних дней. Я думала только о том, как избежать мужчин, в жизни. Я отказалась заниматься разработкой интерьера дачи Еврора Сергеевича, и вообще участвовать в гонке по выдумыванию янтарной мебели. Да, мне повезло купить янтарные часы, но все остальное – без меня. Я занималась ребенком, готовила еду, для себя, чтобы не потерять молоко и все.
Рядом скользил Маграр по квартире, но я особо его не касалась, и не о чем не просила. В жаркие дни я выходила гулять с коляской рано, ходила по аллеям парка, потом выходила вечером, а днем сидела с ребенком дома; маленький мальчик капризничал. Я махала над ним большой книгой, журналом, включала в стороне от него вентилятор, но тепло лишь немного радовало, что оно вообще бывает. Я очень жалела, что произвела родственный обмен, больше всего мне хотелось вернуть маленькую квартиру, и однажды она об этом заговорила с Маграром, с Родькой, даже Анне Александровне позвонила.
Никто не стал возражать, все были 'за'. Родька переехал в свою квартиру. Я переехала в свою однокомнатную квартиру. Маграр остался один в трехкомнатной квартире, но это уже его дело и Анны Александровны.