— Своих не узнаешь, Аленушка! Бежишь, пихаешься! Надобно с тебя за это штраф взять в виде поллитры.
Он заговорил с ней так, будто не отлетело от них четверть века. От него пахнуло спесью сибарита. На подругу юности он смотрел с восхищением. Елена Клавдиевна привыкла считать, что весь мир состоит из честных, добродетельных тружеников или из подонков. Она забыла, что существуют и третьи, которые бесшабашно скользят по поверхности жизни, никому не досаждая. У этих людей завидное пищеварение и веселая речь. Они ничего не требуют от окружающих, лишь бы их оставили в покое. Внезапное явление Коли Абрамова напомнило о них. Узнав его, Елена Клавдиевна выказала даже преувеличенный восторг. Она позволила себе по-девчоночьи взвизгнуть и повисла у него на шее. Коля Абрамов брюшком прижал ее к мраморной приступочке и стал серьезен. Его озабоченность напоминала затруднительное поведение шмеля, подлетевшего к заброшенному улью.
— Все дела по боку, — сурово объявил он. — Едем ко мне. Будем пить и вспоминать минувшие дни.
Поздно вечером она вернулась домой прелюбодейкой. Искусный и безалаберный Коля Абрамов пробудил в ее теле неведомые ей доселе тяготы. Не прошло и месяца, как она открыла в себе упоительный дар нимфоманки. От ее утробного клекота окрестные кошки теряли чувство превосходства. Коля Абрамов любовно прозвал ее «моя маленькая Эммануэль». Одурманенный, как и она, в пьяном кураже, он без устали таскал ее за собой по дачкам и холостяцким квартирам. Но настал горький час, когда он честно сказал ей: я пас! Со смехом он добавил, что удовлетворить ее до конца может только саперный взвод. Коля Абрамов так мило сострил и так был дьявольски откровенен, что она пожалела о прожитых вдали от него годах. С рук на руки он передал ее своему приятелю Бубе, сотруднику НИИ, угрюмому бабнику-профессионалу. Буба возился с ней три недели. За это время они хорошо если пару раз поговорили на отвлеченные темы. Обыкновенно он впускал ее в квартиру и прямо у порога валил на пол. Часа три они ползком и с большими остановками добирались до постели, где заслуженно отдыхали. В постель Буба приносил ей кофе, стакан вина или бутылку кефира. С ним она не была счастлива, хотя каждой косточкой отзывалась на его звериные ласки. Погружаясь в нее, он рычал медведем. Это сводило ее с ума. В урочный час она получила от Бубы записку, в которой он сообщал, что вернулась из отпуска его жена с детьми, и просил не беспокоить до следующего лета. После Бубы она сходилась со всяким, кто имел неосторожность бросить на нее смелый взгляд. Она научилась пожирать мужчин сноровистее, чем лягушка поедает мошкару, ловя ее в мягкую пасть. С каждым днем все отчаяннее, все безысходнее взывала к ублажению ее разбушевавшаяся плоть. Елена Клавдиевна подурнела, голос у нее охрип, груди подсохли, походка стала взвинченной, словно каждым шагом она имитировала пароксизм зачатия. Лишь с одним мужчиной она теперь избегала совокупления — с собственным мужем, с Петром Харитоновичем. У нее бывали отчаянные победы. Однажды она заманила за книжные стеллажи хлипкого десятиклассника и там его жестоко изнасиловала. От страха и унижения бедняжка верещал, как воробушек. «Ничего, — подбадривала Елена Клавдиевна хнычущего подростка. — Разве это больно?» Но мужем она, увы, пренебрегала.