- А ты виделся с ней с тех пор?
- Всего два раза, сэр, - ответил мальчик по-прежнему неохотно. - Но это ее вина, а не моя.
- На что она живет?
- Лиззи всегда хорошо шила, а сейчас она устроилась у одного портного, который шьет матросское платье.
- А ей случается брать работу на дом?
- Иногда случается, но большую часть дня она, по-моему, проводит там, в мастерской. Вот сюда, сэр.
Мальчик постучался; в двери что-то щелкнуло, и она распахнулась. Следующая дверь, выходившая в маленькую переднюю, стояла настежь, и они увидели перед собой неведомо кого - девочку... карлицу... девушку?., которая сидела в старомодном низеньком кресле перед низенькой скамейкой наподобие рабочего станка.
- Я не могу встать, - сказала девочка, - потому что у меня спина болит и ноги не слушаются. Но я здесь хозяйка.
- А еще кто-нибудь есть дома? - спросил Чарли Хэксем, с изумлением глядя на нее.
- Сейчас никого нет, - бойко и с чувством собственного достоинства отвечала девочка. - Никого, кроме хозяйки. А что вам нужно, молодой человек?
- Я хотел повидаться с сестрой.
- У многих молодых людей есть сестры, - возразила ему на это девочка. - Вы лучше скажите мне, как вас зовут, молодой человек?
У этой странной маленькой особы с остреньким, но отнюдь не уродливым личиком, на котором сверкали ясные серые глаза, был такой острый взгляд, что ей, видимо, сам бог велел стать острой и на язык. Как будто и слова ее и вся повадка не могли быть иными при таком обличье.
- Я Хэксем.
- Ах, вот оно что! - воскликнула хозяйка дома. - Я, собственно, так и думала. Ваша сестра придет минут через пятнадцать. Я очень люблю вашу сестру. Мы с ней большие друзья. Садитесь. А этого джентльмена как зовут?
- Это мой учитель, мистер Хэдстон.
- Садитесь и вы. Только, пожалуйста, затворите сначала дверь. Мне самой трудно это сделать, потому что у меня спина болит и ноги не слушаются.
Они молча повиновались, а маленькая особа, принявшись за прерванную работу, взяла волосяную кисточку и стала смазывать клеем тонко нарезанные кусочки картона и дощечки. Ножницы и два-три ножика, лежавшие на скамье, свидетельствовали о том, что девочка нарезала все это сама, а разноцветные ленты, лоскуты шелка и бархата, вероятно, должны были приукрасить ее изделья, набитые как полагается (набивка лежала тут же). Проворные пальцы девочки двигались с поразительной быстротой; она соединяла тонкие краешки, прикусывала их зубами для прочности и то и дело посматривала на гостей исподтишка своими серыми глазами, взгляд которых стал еще острее, чем прежде.