– Отставить болтовню! Руки вдоль туловища, ноги вместе, грудь вперед, живот назад, подбородок опустить, смотреть прямо и не дышать!
После секундной неразберихи образовались и застыли пурпурные ряды. Сержант разглядывал нас с нескрываемым презрением.
– Кажется, кто-то все-таки дышит. Не дышать, покуда не разрешу! Первому же кагалу, который посмеет вздохнуть, врежу в самое подходящее место!
В ответ – мертвая тишина. Вскоре то один, то другой новобранец стал пошатываться. Застонав, один упал в обморок. Я бесшумно дышал носом. Кто-то захрипел – не выдержал. Сержант тут же подскочил к нему, и самое подходящее место на теле новобранца оказалось солнечным сплетением. Взвизгнув, жертва рухнула на пол, а остальные стали хватать ртами живительный воздух.
– Это вам маленький урок, – процедил сквозь зубы сержант. – Поняли, что я имею в виду?
– Да, – тихонько пробормотал я. – Что ты – садомазохист.
– Что я приказываю, а вы исполняете, иначе пеняйте на себя.
В заключение этой неприятной сентенции у него перекосилось лицо, губы разжались, и блеснули желтые клыки. Далеко не сразу я понял, что это означает улыбку.
– Садитесь, ребята, устраивайтесь поудобнее, – вдруг благодушно предложил он.
«Куда? – подумал я. – На голый пол? Кресла же убраны». Сержант любовно похлопал себя по мешку сала, перетянутому ремнем.
– Меня зовут Клутц, строевой сержант Клутц. Но не вздумайте обращаться ко мне по имени – это привилегия старших по званию. Для вас я – сержант, сэр или мастер. Вы должны быть скромны, исполнительны, почтительны и покорны. Я не стану описывать наказания за несоблюдение этих требований, потому что недавно поел и не хочу портить себе пищеварение.
По шеренгам прокатился тихий стон при мысли о том, какие ужасы могут испортить пищеварение этому чреву.
– Как правило, достаточно один раз наказать самого строптивого рекрута, чтобы сломить его дух. Но иногда его приходится наказывать во второй раз. В третий раз у нас никого не наказывают. Хотите знать почему?
Налитые кровью глаза скользнули по нам, и мне захотелось забиться в угол.
– Поскольку вы слишком тупы, чтобы ответить на этот вопрос, я отвечу сам. В третий раз орущего, брыкающегося, зовущего мамочку рекрута запихивают в особую камеру. Там из него с шипением уходят девяносто девять целых, девяносто девять сотых процента влаги. Знаете, на что он становится похож? Хотите посмотреть?
Он полез в карман и достал крошечную фигурку обезвоженного рекрута. На лице бедняжки навеки застыл невыразимый ужас. Солдаты застонали, наиболее слабые попадали без чувств. Сержант Клутц улыбнулся.