Отец: Сережа, а чего ты ожидал от меня, ну чего? Вот ты сказал, что то, что ты мне сообщишь, это не как всегда. Да у тебя каждый раз, все не как всегда… А-а! (Машет рукой.) Ты хотел со мной посоветоваться или чтобы я тебя утешил, но я не уверен, что то, что я сейчас тебе скажу, ты хочешь услышать. Может тебе это будет даже неприятно и обидно слышать, но… может это будет и полезно… Хотя… (Машет рукой.) Ты что ж, думаешь, то, что с тобой происходит, это так ужасно необычно и уникально? Что я об этом никакого представления не имею? Так вот, не думай так. Ты только не пойми это, ну, мол, что я считаю, что это несущественно и несерьезно… Нет, я так не считаю. Это, возможно, и серьезно, и сильно, и даже глубоко. Но все это я в свое время прошел по полной программе. У тебя, конечно, свои детали, но ничего нового ты мне не сообщил… Понял?… А теперь, хочешь обижайся на это, а хочешь — успокаивайся. Я же тебе это сказал, чтобы тебя успокоить. А тут уже — дело твое.
Пауза.
Он: Папа, я даже не знаю… Пап, то, что ты сказал, это как-то очень серьезно… Я не понимаю, объясни… Нет, я понимаю, но ты все равно объясни.
Отец: Ты бы лучше у матери спросил или лучше вообще с матерью поговорил. А не огрызался бы, как мальчишка, как пацан… Она тебе может рассказать, как я уезжал и как не уехал. И как она, между прочим, первая и единственная поняла, что со мной что-то серьезное творится… и даже не поняла, а почувствовала. Почувствовала, что я на грани… И как только почувствовала, перестала меня ругать и перечить мне. Ходила везде со мной по городу. За руку держала. Сидела со мной рядом целыми ночами, когда я спать не мог… оттого, что не знал, как дальше жить. Не знал. А она всегда чувствовала, когда нужно молчать, а когда мне было нужно, чтобы со мной поговорили… Помню, зимой, всю ночь ходила со мной вокруг дома и держала за руку… и ни слова не сказала. А как я только стал выходить из этого состояния, так она мне по полной программе устроила… За мой эгоизм… и все эти сопли. А мне очень плохо было. И вот так, как мы с тобой сейчас, мне не с кем было поговорить. А ты мне твердишь — "это не как всегда, уезжаю, с матерью не могу говорить!"
Он: Пап, а я этого не помню!
Отец: Зато я помню.
Он: Но ты ведь никуда не поехал.
Отец: Не поехал…, никуда не поехал. Но, ты извини за пошлость, время было другое. У меня вот так долго скулить, как ты, возможности не было… Не-бы-ло. (Встает.) Ну все. Больше я тебе ничем помочь не могу. Давай, езжай, делай что хочешь.
Он: Пап, я же ещё не прощаюсь. Я как соберусь, так к вам забегу. А ты, пожалуйста, если я уеду, поговори с Татьяной. Объясни ей, ну, то, что мне сказал, то и ей скажи. И так… присматривай за ней.