Куда мы едем, со дна кузова грузовика было не видно, и нам пришлось довольствоваться картиной колышущихся перед глазами спин в засаленных стеганых халатах и ныряющей вверх-вниз белой вершиной высокого хребта на близком горизонте, которая то и дело мелькала между головами солдат на фоне вечернего густо-голубого, совершенно безоблачного неба.
Заметив мой взгляд, устремленный на снежные вершины на горизонте, Поль наклонился ко мне и шепнул одно только слово:
– Гиндукуш…
…Тряслись мы на грузовике минут сорок, не меньше. Я даже успела немного подремать – сидя. На каждом камне, на каждой кочке волей-неволей открывала глаза и, убедившись, что не вылетела за борт, тут же их закрывала.
Наконец грузовик остановился, и я, окончательно очнувшись от дремоты, с ужасом поняла: ноги у меня затекли до такой степени, что просто не шевелятся. Я не чувствовала вообще, что у меня они есть. Поль кое-как поднял меня на ноги и единственное, что я успела заметить, – снежный хребет на горизонте стал намного ближе и значительно подрос. Но иголки вонзились в мои приходящие в норму икры с таким остервенением, что у меня потемнело в глазах…
Если бы не Поль, крепко держащий меня за плечи, я просто-напросто вывалилась бы за борт грузовика: стоять самостоятельно не было никакой возможности…
Про нас первое время словно забыли и оставили торчать в кузове машины. Когда же жестами показали, что мы должны вылезти из грузовика, я уже смогла спуститься самостоятельно.
Нас привезли в центр какого-то селения, дома которого были сложены из плоских камней и больших темно-коричневых кирпичей, скрепленных между собой, очевидно, глиной. Стены домов высотой шесть-восемь метров сливались друг с другом, образуя сплошной извилистый коридор. Кое-где в стенах виднелись маленькие окна, расположенные на высоте не ниже трех метров.
Окна были без стекол и зияли черными отверстиями, как амбразуры бойниц. Дверей, вернее, дверных проемов, оказалось значительно меньше, они тоже чернели в вечерних сумерках, как зловещие темные дыры в стенах.
Кроме приехавших с нами солдат, на улице – никого. Единственное живое существо, которое я заметила, было какое-то странное животное: не то крупный осел, не то низкорослая лошадь с толстой тупой мордой. Метрах в тридцати от нас она сосредоточенно лизала какой-то белый камень, лежащий у одной из стен улицы-коридора…
Поль озирался по сторонам, словно ища что-то знакомое. Я уже хотела его спросить, чем он обеспокоен, как до меня дошло, что джипа, на котором ехал Грег, не видно. Вот это фокус!