— Тогда все в порядке.
— Послушайте, Викентий Аркадьевич, неужели все, что мы тут делали, серьезно? — осторожно спросил я. Профессор внимательно посмотрел на меня.
— Вы еще сомневаетесь? Совершенно зря. Видимо, думаете, что в двадцатом веке подобное случиться не может. Глубоко заблуждаетесь. Разве утром вы сами не были свидетелем? Милиционер этот… Типичный колдун-оборотень. Да что там милиционер! Я, например, обратил внимание, что все время, пока мы находились на кладбище, на старой липе сидел здоровенный ворон, а вот когда появился этот старшина, ворон исчез. Какая, спросите, связь? Думаю, самая прямая. Жаль, что вы не читали секретный доклад Остродумова. В нем много интересного. Трудно, конечно, в это поверить, тем более в нашей стране, где атеизм возведен в догму. Хотя и официальная церковь отрицает возможность существования всякой нечистой силы, суеверий. А ведь мне приходилось сталкиваться с такими явлениями, которые ничем другим объяснить нельзя. Наш институт изучает… — тут он осекся. Замолчал, о чем-то задумался.
Было уже почти темно. Коля возился с костром, на котором закипал чайник. Посвистывали перепела, стрекотали кузнечики, наступала ночь.
Мы тихо сидели у костра. Курили, молчали. Я с любопытством и одновременно со страхом ждал начала событий. Ждал, но в глубине души не верил в то, что они случатся — настолько нереальным казалось происходящее.
В ямы, вырезанные в мягком дерне в форме звезд, были заложены куски старой автомобильной покрышки вперемешку с дровами. Мы облили их бензином и техническим маслом. Заготовили факелы. Ждали.
Профессор взглянул на светящийся циферблат часов:
— Скоро двенадцать. Осталось десять минут. Не успел он произнести эти слова, как над нами пролетела огромная ночная птица. Бесшумно махая крыльями, она сделала один круг, другой… Внезапно послышалось заунывное пение. Сначала я подумал, что мне показалось, но пение становилось все явственнее.
Странная мелодия, напоминавшая отпевание покойника, переворачивала все внутри. Слов было не разобрать, но пели на каком-то незнакомом языке.
— Началось, — проговорил Струмс, и в его голосе прозвучало удовлетворение.
Ночь, еще несколько минут назад полная звуков, вдруг замерла. Стояла полная тишина. Лишь потрескивали дрова в костре, да слышалось пение.
Но вот в темноте, окружавшей наш лагерь, обозначилось некое движение: зашуршала трава, звук неуверенных шагов.
Мороз пошел у меня по коже. То же чувство, по-моему, испытывал и Коля. Только профессор оставался спокоен. Он внимательно смотрел во тьму. В его руках я заметил фотоаппарат со вспышкой.