Там оказалось полно народу, человек шесть-семь, и Женя ждал своей очереди, когда раздался еще один звонок в дверь. Вошли двое, показали красные книжечки и потребовали оставаться на своих местах. Как потом выяснилось, один из клиентов пожалел сотню, которую должен был отдать маклерам за их работу, и стукнул в ментовскую.
Все прибывшие на вопросы двоих с красными книжечками о том, что они здесь делают, честно говорили, что пришли снимать квартиру, и только идиот Гуру сказал, что зашел к своим приятелям. Ничего, абсолютно ничего не изменилось бы, если бы он честно сказал правду, как все. Шесть показаний против маклеров или семь не имело никакого значения, но Женя все равно не сдал ребят, потому что не мог иначе, потому что он был – Гуру.
И сегодня он не сделает этого, потому что не сделает этого никогда, хотя все готово. Но он не сделает этого, потому что он не может сделать этого, потому что он – Гуру.
И когда почти двадцать лет назад его первая жена, а они и после развода продолжали дружить и общаться, и Женя часто заезжал к ним, тем более что там рос сын, когда она вышла замуж за ментовского полковника, он не сделал этого. Когда Иван, так звали мента, при одной из встреч намекнул, что не стоит ему, Гуру, сейчас общаться с одним из дилеров, Женя сегодня начисто не помнил, как того звали, он, Гуру, поехал прямо к дилеру домой и рассказал, что тот в разработке и надо бы ему лечь на дно.
И когда через несколько дней Иван налетел на него с криками, зачем он предупредил дилера, ведь эта информация предназначалась только ему, Жене, то Гуру честно сказал, что тогда пусть Ваня не рассказывает ему ничего. Потому что если он узнает, что кому-то грозит беда, то поедет и скажет, потому что он не умеет по-другому, потому что он – Гуру.
И сегодня он этого не сделает. Гуру ударил себя кулаком по лицу, люди вокруг недоуменно переглянулись и отодвинулись подальше. Но он ни за что этого не сделает, хотя Дорин и не прав, хотя и обидел его, отказавшись от предложенного союза, но он все равно этого не сделает.
И когда почти сорок лет назад его приняли в первый раз менты и двое суток почти непрерывно били, – потому что пока они его пасли, а продолжалось это больше недели, он, сам того не ведая, ушел от них и почти на сутки выпал из их поля зрения, и они не знали, где он, пока Гуру не проявился на одной из своих привычных точек, где они подхватили его опять, – и тогда он этого не сделал.
Потому что эти полсуток он провел у своего приятеля, который торговал джинсами и всегда у него дома лежали немаленькие партии товара, и он не знал, что Гуру замели, и, конечно, не вывез товар. А это значило, что если менты придут к нему с вопросами, то, вполне возможно, найдут эти чертовы джинсы, и парень уедет минимум на три года. И Женя не сдал приятеля ментам, потому что не мог иначе и, харкая кровью на грязном полу, упорно повторял на все вопросы: «Не помню», потому что любой другой ответ мог быть поводом к тому, что его поймают на слове и раскрутят на показания. И выдержал, не раскололся, и приятель этот никогда не узнал, что не уехал тогда на свой трешник только потому, что Женя не сломался. И сегодня он не сломается и не сделает этого.