Я выжил там, где не смог бы выжить никто.
И этот крестный путь подчинялся определенной потребности и был организован по строгим правилам.
Мое самосознание то внезапно расплывалось, то становилось невероятно сложным, то, наоборот, совершенно однообразным, почти как у камня.
Больше я ничего не слышал, в тех частях моего разума, какие еще не отключились, плавали разноцветные облака.
– Не спи, – говорил старик, – не спи, слушай!
И он сильно шлепнул меня ладонью между лопатками.
Мой внутренний взор снова обрел какую-то особенную зоркость; деревянные перекрытия, четкие контуры балок, текстура стен с торчащей из щелей соломой и камни, покрытые надписями, некоторые насчитывали много веков – Франциск Бонифаций, 1680, Марк-Анж, 1961, - все это рисовалось в удивительном блистающем ореоле, словно чья-то гигантская рука драила их, пока не устала. Смотри, не засыпай, смотри. Старик взял меня за подбородок и запрокинул мне голову, – похоже, один из участников нашего собрания незаметно для меня взобрался на сходящиеся балки конька, – смотри, смотри хорошенько; я увидел свисавшую веревку со скользящей петлей, – смотри, смотри хорошенько, – человек прыгнул вниз, в пустоту, с поразительной ловкостью сумел подцепить головой петлю, от веса его падающего тела удавка внезапно натянулась, на редкость грациозно придушив его, позвонки от удара страшно хрустнули, отчетливо и безвозвратно, будто рассохшееся бревно, я почувствовал, как к горлу подкатил ледяной комок, жидкая цепенящая струя, выпученные глаза повешенного уставились на меня, словно два улыбающихся и светящихся бильярдных щара; какое-то время – мне оно показалось бесконечным – стояла полная тишина, потом старик сказал: ладно, на сегодня хватит, скользящий узел развязался легко, как веревка у фокусника, и повешенный упал на землю, прямо на ноги, скроив восхищенной публике гримасу и слегка поклонившись в благодарность за внимание.
Затем, я помню, меня отвели в большую комнату с огромной царской кроватью под балдахином, кругом было множество картин, охотничьих трофеев и прочего, целая свалка, от пластинок рэпа до телевизора и видеокассет, посередине восседал Обсул, явно под кайфом, к тому же у кровати лежали шприцы; старец сказал, да, это именно тот, кого мы ждали, он не солгал, скоро он тебе это докажет, теперь у тебя есть художник. Колосс встал и заключил меня в объятия, я думал, он меня придушит, он бормотал, я рад, что ты здесь, ты был последним недостающим элементом, но тут мне удалось высвободиться, и мы со стариком, миновав лабиринт этажей, лестниц, комнат и коридорчиков, добрались до помещения, где я наконец смог рухнуть на кровать и проспать до утра.