Но зато у него была стальная воля, твердая вера и горячее желание выполнить данные Беате обещания. Большие знания, врожденный талант, сильный характер и упорный труд сделали свое дело. Счастье сопутствовало ему. Росла слава, росли доходы. В тридцать семь лет он получил кафедру, а через несколько месяцев еще большее счастье пришло в их дом: Беата родила девочку.
В честь покойной прабабки Гонтыньской назвали ее Мария Иоланта, уменьшительно — Мариола.
Воспоминание о дочери новой болью сжало сердце профессора Вильчура. Не однажды он задумывался над тем, кого из них он больше любит… Когда девочка начала говорить, одним из первых ее слов было: «тапу-ля…»
Так и осталось с годами. Она всегда его называла «тапулей». Когда в два года девочка заболела и перенесла тяжелую скарлатину, он дал себе слово, что с этого момента всех бедных детей будет лечить бесплатно. В его второй больнице, где всегда не хватало мест, несколько палат занимали дети — бесплатные пациенты. Все это делалось ради нее, для ее благополучия и здоровья.
А сейчас ее отняли у него.
Это было бесчеловечно и жестоко.
— Ты должна отдать ее мне! Должна! — произнес профессор, сжимая кулаки.
Прохожие оглядывались, но он не замечал ничего.
— За мной право! Ты бросила меня, но я заставлю тебя вернуть мне Мариолу. Право за мной. И моральное право за мной тоже. И ты сама это должна признать, ты подлая, подлая! Подлая… Низкая, неужели не понимаешь, что совершила преступление! Какое преступление может быть более тяжким?.. Какое, скажи сама!.. Тебе были омерзительны деньги и все остальное. Хорошо, но чего тебе не хватало? Не любви же, потому что никто не сможет тебя любить так, как я! Никто! Во всем мире!
Профессор споткнулся и едва не упал. Он шел немощеной улицей, утопавшей в грязи. То тут, то там были уложены большие камни, по которым жители этого района пытались добраться домой, не промочив ног. В окнах уже нигде не было света. Редкие газовые фонари едва освещали темную узкую улочку. Вправо вела более густо застроенная улица. Вильчур повернул туда и пошел медленнее.
Он не чувствовал усталости, но ноги стали тяжелыми, невыносимо тяжелыми. Он, должно быть, промок насквозь, так как чувствовал, что под порывами злого осеннего ветра его начинает знобить.
Вдруг кто-то преградил ему дорогу.
— Уважаемый, — раздался охрипший голос, — одолжи, пан, без банковской гарантии пять сотен на поддержку.
— Что? — не понял профессор.
— Не чтокай, ибо к тебе вернется, говорится в Священном Писании. Как аукнется, так и откликнется, гражданин столицы тридцатимиллионного государства с выходом к морю.