Она рассказывала монотонно, ломким, по-детски звонким голосом. Интересно, сколько ей лет? Двадцать пять?
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть. А что?
— Да так, спросил, и все. Что же случилось потом? Когда вы оба выписались из больницы?
— Я выписалась первая, но на работу вернулась не сразу. Однажды я пришла к нему в палату, навестить. Мы решили, что так продолжаться не может, что нам больше этого не вынести, и друг друга тоже. Последний год дня не проходило, чтоб мы не поссорились, часто из-за пустяков, а иной раз и вовсе без причины. Материальная безысходность оборачивалась ссорами. А Мате… он все это видел. В последние месяцы мы даже не спали вместе, так нам все опостылело. «Я уйду», — сказал Стефан. Я запротестовала, но он меня уговорил… «Так лучше. И для нас, и для Матса. Твоего жалованья и пособия на ребенка на двоих хватит». «А ты как же?» — спросила я. «Как-нибудь выкручусь», — ответил он. Это было в прошлом году. Мы расстались друзьями и без слез. Он говорил, что если найдет работу, то мы опять начнем сначала. Когда он заслужит право на существование и перестанет паразитировать на тех, кого любит… так он сказал… потому что мы… до сих пор любим друг друга… Во всяком случае, я его люблю, но ведь одной любовью жив не будешь, верно? Не прокормишься…
Она попыталась улыбнуться, но улыбки не вышло, только рот жалко скривился.
— Да, не прокормишься, — сказал Хольмберг. — Чтоб жить, необходимо кое-что еще.
— Да… Однажды вечером он зашел за своими вещами. Я дала ему две сотни. Сперва он не хотел брать, но я настояла. А потом он исчез. Сказал, что даст знать, когда все уладится. Но так и не появился.
Хольмберг подпер ладонью подбородок и смотрел на нее.
— А ты сама его не разыскивала?
— Нет. Я не знала, где он. И просто опешила, когда он попросил на время машину. Слышу, звонок у двери, открываю… а на пороге стоит он. Не знаю, что со мной случилось, но, когда я его увидела, мне почудилось, будто вокруг стало светло-светло… ах, все это смахивает на пошленький роман…
— Нет-нет, что ты.
— Он только спросил, не дам ли я ему машину на несколько дней.
— Каким он тебе показался?
— Как никогда твердым. Решительным, точно ему предстояло какое-то важное дело.
— И что же? Он взял ключи от машины и ушел?
— Да. Мы только быстро поцеловались в дверях. — Она поднесла руку к губам, словно оживляя в памяти поцелуй. — Я, видимо, была… я испугалась, когда он пришел в тот вечер.
— Испугалась?
— Да…
— Чего?
— Стефана?
— Да, он выглядел как-то странно.
— Ты полагаешь, он задумал что-то дурное?
— Стефан? Нет, — помолчав, сказала она. — Нет, об этом я даже подумать не могу. Если только…